Между тобою и мною стена, но я вижу тебя. Соединенные пуповиной, в едином движении, в одном устремлении чертим круги, открывая двери в миры, что всегда были едины. В жизнь мою мир просачивается черный, в жизнь мою просыпаются Звезды.
Я опираюсь на тебя, пока ты держишься за меня. Слияние в созидании – и пуповина в мир врастает сосудами, паутиной продолжая тебя и меня.
Заливая мир иллюзий краской черной, мы рисуем на стенах звезды – как надежду, как воспоминание. Обретая память, я погружаюсь в изначальную тьму. Обретая память, я начинаю видеть сквозь тьму.
Бог плачет кровавыми слезами, семенем жизни своей орошая. Бог плачет кровавыми глазами – мир, созидаемый собой заполняя – через меня, через тебя.
Бог разделился на нас, Бог воплотился в нас, Бог нас растворит в себе и друг в друге.
Нас ничто не спасет – нас уже нет.
Нас никто не спасет – нас еще нет.
Мы есть всегда.
Мы обречены.
Гниль
Два стража держат меня. Они знают о слабости моей, они попрекают меня несовершенством моим. С презрением отталкивая от себя, вновь притягивают меня, дабы не отпустить никогда. Но я не достанусь им – мне не стать такой как они говорят. Но я уже такая как внутри они хотят – дабы попрекать меня. Но я не достанусь им – брошусь прочь от них в пропасть. Ведь они питали меня, ведь они берегли меня – для себя, а теперь я лечу в бескрайнюю бездну, полагаясь лишь на себя. Ведь я безнадежна.
Мужчины пытаются поймать меня. Женщины нещадно поливают их грязью. В страхе я стерилизую себя, ведь это не мой война и не желаю в ней принимать участие. И однажды это может убить меня. Я не с вами, я не одна из вас – бережно сохраняя надежду я исцеляю себя, возвращая право на созидание.
Так прими же меня пропасть – обернись ко мне зубастой пастью своих каменистых шипов. Так прими же меня пропасть – ибо нет во мне ничего кроме пустоты. Все что делаю я – пустота, все что во мне – пустоты безбрежные дали. Я иду по земле, не оставляя следов, прямиков в бездну пасти твоей. Так зачем же оттягивать встречу? Ведь я безнадежна.
Теплые руки не согревают окоченевшие трупы, а любовь не спасает от смерти. Я зажгла огонь, а значит могу теперь выгореть. Ведь я безнадежна.
Так прими же меня пропасть – растерзай меня острыми зубьями, разбей по косточкам, окропись моей кровью, умойся. Ведь я безнадежна.
Но воскресишь ли ты меня? Дашь ли мне со дна твоего прорасти – вверх, прямиком к далекому Солнцу?
Черный человек, черный человек уже здесь. И я чувствую его дыхание, пропахшее смертью. Вижу истертые кости его, что проглядывают меж ошметками чернеющей мантии. И он говорит мне, – Смотри. Смотри, глаз не отводи. Ведь я и есть истина.
Ведь я – бескрайнее чёрное море, в которое все реки впадают. Посмотри мне в лицо, дитя, и может за маской страха и смерти ты увидишь нечто иное – там, где за гниющей плотью пробивается новая жизнь, впитывая мои соки.
Полюби же меня, прими – и увидишь, как через белые кости мои, как на разложившимся мясе моем прорастают ростки новой весны.
Не отводя взгляда
Звук шагов твоих в хрипе предсмертном, звук шагов твоих в похоронных колоколах, звук шагов твоих в грохоте взрывов и свисте пуль, звук шагов твоих в траурном плаче. Запах твой – в запахе мертвых тел, разложения, гнили, в банках с формалином.
Так почему я люблю тебя?
Почему ты приходишь ко мне – во сне, черной тенью, белым мигающим контуром? Присылаешь ко мне слуг своих, что вниз тащат меня, что глядят на меня из щелей и углов по ночам, когда город спит?
Их шаги я во сне в коридоре услышу. Когда – нибудь они придут ко мне, когда – нибудь они придут ко мне, они пришли ко мне. Вползая ко мне в комнату, стаскивают меня с кроватью и уносят вниз. Бросают на меня алчущие взгляды, хватают меня руками, меня желая. И я начинаю желать их взглядов, начинаю желать их касаний. Они бы давно поглотили меня – если бы не ты, если бы не я.
Они надевают на меня острую обувь, что пронзает мои ноги шипами и говорят мне, – Иди!
Они надевают на меня тяжеленую корону, что пригибает меня вниз к земле и говорят мне, – Иди!
– Ты должна быть достойной, ты должна быть достойна, ты должна уметь смотреть в глаза, не отводя взгляда.
– Люди готовили тебя для самих себя, для любви, для работы, семьи, для всеобщего блага и злата. Мы готовили тебя для него, мы готовили тебя ему, мы готовили тебя самой себе.
Так смотри на его лицо – когда он умирает, когда он истлевает, когда он рождается и оживает. Так смотри на его лицо – прекраснейший облик. Так смотри на его лицо – гниющую массу омерзения. Смотри и не отводи взгляда, ведь это и есть Настоящее!
Тот, кто испил из подземного источника не насытит жажду ничем иным и вновь под землю вернется.
Мы ожидали тебя, мы воспитали тебя – для него, для самой себя.
Тщета
Древняя душа моя, я устала ждать пробуждения тебя. Бесконечно затерянная, бесконечно потерянная, многократно воплощенная. Древняя душа моя – миллионы раз звезды сияли над тобой, миллионы раз солнце освещало тебя, миллионы раз темные воды держали тело твое, пожирали тело твое, отпускали тебя – вновь и снова.