Испытание на прочность

Расстояние до рядов британцев и французов было около ста метров. И хоть такой радиус стрельбы орудий был максимальным, это никак не остановило штабс-капитана. Приняв поправку на возвышенность холма, он надеялся поразить вражеские ряды своими ядрами. Расчет был смелым и дерзким, но не расчет подталкивал Дронова, а извечное русское стремление хоть чем-то навредить врагу.

Судьба умеет удивлять. Так было и на этот раз. Батарея Козьего холма ударила по рядам союзников именно в тот момент, когда те остановились, чтобы произвести свой убийственный залп.

Солдаты, развернувшие орудийные лафеты, не были артиллеристами. Они не умели быстро заряжать и мастерски наводить орудия на цели, однако и их скромных навыков оказалось достаточно, чтобы дать залп по врагу.

Дым еще не рассеялся, а вся батарея уже с замиранием сердца следила за полетом своих бомб в сторону неприятельских рядов по замысловатой кривой. Напряженная тишина повисла над позицией. Она продержалась несколько невыносимо долгих секунд, а затем была разорвана в клочья криками радости и восторга. Ближайшие к холму ряды вражеской пехоты были разбросаны в стороны взрывами упавших на них бомб.

Одновременно с этим по французам ударили остальные русские стрелки, вооруженные простыми ружьями. Генерал Муравьев угадал намерение противника и успел открыть упреждающий огонь. Последствия русского огневого удара по солдатам коалиции были ужасны. Вместе с простыми солдатами погибло много офицеров, и это создало замешательство в рядах французов и британцев. Привыкшие открывать огонь только по команде, солдаты терпеливо ждали приказов от своих командиров, однако они не поступали.

И в этот момент с громким криком «ура!» в атаку устремилась русская пехота. Выставив штыки, единой массой серых шинелей метнулись вперед ведомые генералом Муравьевым солдаты, и не было на земле той силы, что могла бы помешать им пробежать сорок шагов. Не все смогли скрестить свои штыки со штыками противника, но те, кто это сделал, были неудержимы. «Изведал враг в тот день немало, что значит русский бой удалый, наш рукопашный бой!»[3]

Примерно в этот же момент завязалась рукопашная схватка и на правом фланге русских войск. Там, подобно своим европейским учителям, турецкие воины неудержимо двигались вперед, несмотря на губительный огонь русских стрелков.

Винтовочные выстрелы гремели непрерывно, напоминая треск гигантской погремушки, ужасный звук которой губил десятки аскеров великого султана. Словно подкошенные невидимым серпом, они валились на сухую землю Босфора, но ничто не могло заставить воинов Блистательной Порты свернуть с выбранного ими пути.

Охваченные сильным возбуждением, с громкими криками «Аллах акбар!», задние ряды с силой напирали на идущих первыми солдат, заставляя их безостановочно двигаться вперед, безжалостно затаптывая сапогами раненых и попирая павших.

Подобно огромному морскому валу с его первозданной силой и величием, накатывалось турецкое войско на русских солдат, посмевших бросить ему смелый вызов своей непокорностью. Выставив вперед стальную щетину штыков, дети севера твердо стояли на своем месте, и ни один из них не дрогнул и не побежал перед вражеской силой.

Как только турки пересекли невидимый рубеж открытия огня, к передовым стрелкам присоединились и главные силы пехоты Ардатова. Быстрый взмах офицерской сабли, и могучий залп потряс первые три ряда русских солдат. Едва только ветер отогнал пороховой дым в сторону, позволяя стрелкам лучше прицелиться, раздался второй залп, затем третий, ничуть не уступающий по силе предыдущим. Сторонний наблюдатель, если бы он видел это сражение, сравнил бы стрельбу русской пехоты с гигантским молотом, который хладнокровно и методично, раз за разом выбивал кровавые прорехи в монолитных рядах солдат султана. Зрелище это было ужасно и отвратительно. Однако казалось, что после каждого залпа врага турки становились все сильнее и все непреклоннее в своей решимости уничтожить противника любой ценой. Вид пролитой крови погибших товарищей только укреплял боевой дух оставшихся в живых аскеров. Но когда до русской пехоты оставалось пятьдесят шагов, турецкий строй полностью развалился от очередного удара русского молота. Захлебнувшись в громком крике ненависти, турки бросились в атаку, яростно потрясая зажатыми в руках саблями и ружьями.

Все это время граф Ардатов был в первых рядах своего воинства, вселяя в солдат уверенность одним своим видом. Вражеские пули роем пролетали рядом с неторопливо прохаживающимся Михаилом Павловичем, который совершенно не обращал на них внимания.

– Не каждая пуля в лоб! – всякий раз говорил Ардатов своему адъютанту князю Ширинскому, уговаривающему генерала поберечься. – Если я каждой пуле кланяться буду, то неизменно что-нибудь важное пропущу. Да и как же я на землю буду падать или приседать перед такими молодцами? Стыдно! Да и возраст не способствует быстрому приседанию.

Едва только турки бросились в атаку, как граф сам немедленно выхватил из ножен саблю и, указывая на врага стальным острием, прокричал солдатам: