Испытание на прочность

– Они так ничему и не научились. Что же, пусть платят по счетам, – зло молвил Ардатов, окидывая взглядом передовые ряды противника, наступающие на русские полки плотно сомкнутым строем. В подзорную трубу было прекрасно видно, как офицеры и сержанты тщательно держали равнение своих шеренг, не давая солдатам сбиться с ноги. – Передать стрелкам – патронов не жалеть! – приказал граф, и его слова тотчас разнеслись в разные стороны, передаваемые громким голосом от одного солдата к другому.

Не желая как-либо связывать действия офицеров передних шеренг, Ардатов позволил им самим определять рубеж открытия огня. Многие из них уже имели боевой опыт сражения под Инкерманом и Балаклавой, и потому граф с легким сердцем вручил в их руки судьбу боя.

Учитывая плотность рядов наступающего противника, русские первыми открыли огонь, едва только враг достиг отметки шестьсот шагов. Естественно, ни о какой меткости не могло быть и речи, но в данном случае она и не требовалась. Почти каждый выстрел из прусской винтовки приносил смерть или ранение вражеским пехотинцам.

Готовясь к предстоящему сражению, всех солдат, кто имел новое оружие, Ардатов отправил в передние цепи, однако их огонь все же не обладал той убийственной силой, которая могла заставить противника обратиться в бегство. Теряя своих товарищей с каждым пройденным шагом, турки продолжали упорно двигаться вперед под командованием английских и французских сержантов.

Строго придерживаясь выработанной тактики пехотного боя, европейские инструкторы остановили своих подопечных на привычной для себя дистанции в триста метров, откуда и произвели первый залп. Густой пороховой дым окутал потрепанные ряды атакующих стрелков, однако им не удалось поквитаться с ненавистным противником. И причина была не в неумении турок стрелять из ружей или прерывистости цепей русских стрелков. Все дело заключалось в самих инструкторах, привыкших командовать солдатами, вооруженными нарезным оружием, тогда как у турок его было очень мало.

Так, теряя людей и впустую переводя запасы пороха и пуль, турецкие солдаты вышли к рубежу в сто метров, откуда наконец-то могли вести по неприятелю результативный огонь. Положение передовых соединений коалиции было ужасным. Непрерывным убийственным огнем русских стрелков все передовые шеренги были полностью выбиты до третьего-четвертого ряда. Особенно сильно досталось турецкому заслону, шедшему впереди англо-французского отряда. Почти все солдаты султана были либо ранены, либо убиты. Поэтому пехотинцы генерала Фельтона были вынуждены вступить в бой раньше ожидаемого времени.

Укрытые до поры до времени за своеобразным живым щитом, европейцы сохраняли свою численность, но вместе с этим были полностью выключены из происходящих событий. Плотные ряды турецкой пехоты не позволяли им вести прицельный огонь из штуцеров.

Картина боя на левом фланге русских войск резко изменилась, когда уцелевшие от русского огня бойцы султана обратились в бегство, и главные противники этой войны сошлись лицом к лицу. Едва только пространство перед британскими и французскими солдатами расчистилось, как они незамедлительно дали залп по русским рядам и под удалые крики сержантов и капралов двинулись вперед.

Особенно старались новобранцы императора Наполеона, еще не успевшие вкусить всех «прелестей» военной жизни. Четко отбивая уставной шаг, они неустрашимо двигались вперед, намереваясь поскорее уничтожить жалкую горстку солдат противника.

Непрерывная стрельба русских пехотинцев, груды тел убитых турок и постоянно падающие товарищи несколько охлаждали воинственный пыл сынов Галлии, но не поколебали их уверенности в скорой победе.

Также была непоколебима уверенность генерала Фельтона в исключительной правильности выбранной им тактики. Хорошо помня, как в прошлогоднем сражении под Балаклавой английские стрелки залпом с сорока шагов заставили отступить вражеских пехотинцев, генерал решил повторить столь удачный прием. Независимо от того, сколькими солдатскими жизнями за это придется заплатить.

Возможно, столь блистательный план имел право на существование год или даже полгода назад, но только не сейчас, когда у русских солдат появились прусские «машины смерти». Превосходя противника в разы по скорострельности, имея за спиной победы над грозным противником на Черной речке и под Инкерманом, русские уверенно разили своего врага.

Лихорадочно передергивая затвор и торопливо досылая бумажный патрон в казенник, они боялись только одного, что не хватит патронов до того момента, как они скрестят штыки с противником.

– Все же выучка у них отменная. Хорошо идут, черти, – одобрительно буркнул штабс-капитан Дронов, наблюдая, как солдаты союзников приближаются к стрелкам генерала Муравьева по земле, покрытой телами их павших товарищей.

– А ну, ребята, испортим их правильность бомбою! – приказал Дронов своим солдатам, и те стали дружно разворачивать орудия на вершине холма.