Испытание на прочность: Прощание с убийцей. Траурное извещение для знати. Выход из игры. Испытание на прочность.

Можно ли позвать Марианну? Нет, нельзя. Она здесь давно уже не живет. Она вернулась в Баварию. К своему мужу. Продиктовать ли господину Боде номер телефона?

— Нет, — отвечает Боде.

Боде приник лбом к холодному стеклу кабины, бесконечно долго рассматривает телефон.

Затем он выходит на середину плас де л’Эглиз. Оглядывается. Площадь кажется ему совсем круглой. Он в замкнутом кругу.

Круг, нарисованный на песке, где-то между Мали и Сенегалом. Круг, в котором мечется ошалевший иссиня-черный скорпион.

Боде не двигается. Его тело стало тяжелым, как дома, навалившиеся на площадь.

Он возвращается в гостиницу; прислонясь спиной к колонне, там стоит Марцин. Убеждает в чем-то господина из Рурской области.

Он не хочет мешать, говорит Боде. Он пришел попрощаться.

— Лучше всего встретимся утром здесь же за завтраком, нам надо многое обсудить, — говорит ему Марцин.

Боде кивает.

Марцин говорит:

— Дневным поездом я возвращаюсь в Париж. Ты не поедешь со мной? Познакомишься с очень хорошими людьми.

— Да, — говорит Боде. — В Париж, а потом куда? Верден, Мец? «Речка Саар течет домой…»

Марцин возмущается:

— Ты пьян?

— Не настолько, чтобы поехать с тобой в Тарринг. К Марианне. Кстати, почему ты об этом умолчал?

— Разве это все еще так важно? — спрашивает Марцин.

— Не думаю, — отвечает Боде. — Знаешь, к завтраку я прийти не смогу. Буду дрыхнуть до обеда. Желаю тебе всяческого успеха. В Париже. И вообще.

Марцин говорит:

— Надеюсь, ты еще передумаешь.

Но Боде уже повернулся к нему спиной.

Он кивает Базилю, который сидит за большим столом между Рету и Лекуте.

Врач сразу же встает и прощается.

Ночью Боде пишет письма.

Запечатывает их в конверты.

Складывает аккуратной стопкой.

Поздним утром в понедельник он сидит выпрямившись на бетонной скамье у бухты.

С тихим шипением подползают воды Атлантики. Забирают с собой частицу с внешнего края существования Боде, увлекают в свои глубины, перемешивают, растворяют. Возвращаются.

Боде повезло.

Он умирает не среди безграничного милосердия больницы. Ради него не держат включенными разные мудреные аппараты.

Он умирает там, где несколько лет назад стоял рядом с Марианной и сказал: «Здесь смерть была бы, наверное, сносной».

К полудню пенящийся край Атлантики отступает. Отлив — отсрочка, подаренная умирающему.

Вечером улитка протянет по волнам свой скользкий след. Закатную багрово-золотую дорожку.

На этой дорожке вода не остывает.

Жучок плывет к солнцу.

Где-то вдали от берега клей становится вязким.

Боде в последний раз протянет свои усики и ощутит воздух.

ГИЗЕЛА ЭЛЬСНЕР

ИСПЫТАНИЕ НА ПРОЧНОСТЬ

(ИСТОРИЯ, КОТОРУЮ МОГЛА БЫ НАПИСАТЬ САМА ЖИЗНЬ)

GISELA ELSNER

DIE ZERREIßPROBE

© 1980 Rowohlt Verlag GmbH, Reinbek bei Hamburg

Перевод H. ЛИТВИНЕЦ

Воры и грабители устроили бы меня куда больше, нежели солидные господа, наведывающиеся в квартиру в мое отсутствие. Правда, насколько удалось установить, похищено ничего не было, даже из мелочей, разве что три маленьких кусочка ткани, один у выреза летнего черного платья и два на кончиках пояса, их заменили кусочками из явно другой черной ткани. Да и вообще, незваные визитеры часто оставляют следы.

Делают ли они это сознательно, с намерением запугать меня, вызвать страх и депрессию, побудить к необдуманным действиям, чтобы я разоблачила себя и тем самым подтвердила их подозрения, или же, несмотря на всю свою сноровку, они просто-напросто неважные профессионалы, оставляющие следы, которые позволяют догадываться об их визитах в мое отсутствие, этого я при всем желании сказать не могу.

Порой мне думается, что вернее первое, порой я склоняюсь ко второму. А впрочем, верным может быть и то, и другое. Эту смесь профессиональной сноровки и некоторого даже педантизма с откровенно бьющим в глаза дилетантством я усматриваю в любых их начинаниях и действиях; все это могло бы показаться смехотворным, не будь события, развивающиеся в течение, как я полагаю, вот уже девяти месяцев, тревожными и даже весьма угрожающими.

Девять месяцев я живу в постоянном напряжении. Девять месяцев только и делаю, что приглядываюсь и прислушиваюсь. Оказавшись перед выбором, усомниться ли в собственном рассудке или по-прежнему верить собственным наблюдениям и собственному восприятию, я решила и дальше идти по раз избранному пути, наперекор возможным ошибкам и заблуждениям; они неизбежны, твержу я себе, неизбежны в силу крайней микроскопичности событий, что разыгрываются здесь, и не только здесь, со мной, и не только со мной, разыгрывались в недавнем прошлом и, судя по всему, будут разыгрываться впредь.