— Вам незачем это читать, — говорит Базиль. — На сегодняшний вечер я имею удовольствие пригласить своего молодого друга Боде и вас, мсье; если позволите, я сам закажу вино. Согласны?
Он протягивает руку за картой вин, Марцин ее отдает, Боде слабо протестует.
Базиль быстро пробегает ее глазами и откладывает в сторону.
— Я и без нее знаю, что здесь можно пить и что нельзя.
Возле буфета он наставляет немецкого поэта, что следует положить себе из даров моря; из мясных блюд он советует попробовать только паштет из зайчатины; омара он не рекомендует, омары хороши поздней осенью; взамен он предлагает взять на троих двух крупных крабов, хотя оговаривает, что сам претендует в них исключительно на мозги и печенку.
Боде предоставляет ему инициативу и наслаждается замешательством Марцина. Тот старается изобразить из себя тонкого знатока гастрономии, но доктору все время приходится его поправлять, в последний раз при заказе рыбы. Марцин склоняется к тому, чтобы выбрать lotte à l’armoricaine[108]
; Базиль сочувственно говорит хозяйке, что немецкий гость, увы, не способен пока оценить настоящих loup de mer, пусть им приготовят вот этого морского окуня, только, пожалуйста, подадут к нему немного масла, шампанского и самую малость чесноку.Боде чувствует: это еще цветочки.
Врач упорно экзаменует немца. Марцин все еще пытается представить себя знатоком. Демонстрирует хорошие манеры, расправляясь с крабом. Он и не подозревает, что Базиля это волнует меньше всего.
Момент его глубочайшего позора приближается. Доктор заказал к устрицам сладкого белого вина, хозяйка удивленно поднимает брови. Марцин не обращает на это ни малейшего внимания и пьет.
Базиль требует немедленно убрать сладкое вино и принести сухого шабли.
Боде ожидает взрыва со стороны Марцина. Но взрыва нет. Немецкий поэт хвалит шабли. Его выдержка достойна восхищения.
В зале оживленно. Гости теснятся вокруг буфета, выбирают себе рыбу — мадам Сас делает отметку в своем блокнотике, и официанты забирают рыбу в кухню. Опоздавшие несут на свои столы тарелочки с паштетом; перед блюдом с устрицами идет горячий разговор о политике. В помещении стоит шум и гам, стучат ножи и вилки, хлопают пробки; все это очень нравится Боде. Вообще ему здесь уютно. Ле-Пти-Даль празднует конец сезона как избавление.
Последние туристы из Англии и ФРГ, США, Бельгии и Швейцарии от души наслаждаются Нормандией, такой, какой они ее себе представляли. Между столиками носятся дети, младенец дочки Рету оглушительно орет, две кошки под буфетом караулят, когда будет можно схватить упавшего на пол краба. Легко покачиваются бумажные гирлянды.
После рыбы, которую Марцин находит «бесподобной», Базиль заказывает в качестве интермедии яблочное мороженое, затем к легкому бордо приносят перепелок, а за ними следует entrecôte à la pays d’auge[109]
.Марцин стонет от удовольствия.
— Ну-ну, ведь не ради же еды вы сюда приехали, верно?
Марцин поджимает губы.
— Нет, я приехал к моему другу Боде, потому что…
Врач извиняется, встает с места, в его возрасте вино заставляет часто отлучаться.
— Малоприятный человек, — замечает Марцин, когда Базиль удаляется на достаточное расстояние.
Боде возражает:
— Я этого не нахожу.
За большим столом раздаются аплодисменты.
Аплодируют некой изящной маленькой особе, которая, появившись из кухни, подошла к длинному столу и что-то объявила, чего Боде и Марцин не расслышали.
Маленькая женщина раскланивается, берет бокал, наполненный Фулоном, отпивает из него и отдает рыбаку. На вид ей лет тридцать, на ней черный пуловер с короткими рукавами, черная юбка, поверх которой повязан белый передник. Она явно принадлежит к персоналу гостиницы.
Все прочие гости в зале также прервали беседу и обратили взгляды к большому столу. Маленькая женщина раскланивается на все стороны, изящными шажками спешит к двери, скрывается в кухне.
Базиль возвращается из туалета и вновь садится на свое место.
— Поскольку вы приехали не ради еды, — продолжает он прерванный разговор, обращаясь к Марцину, — не будете ли вы столь любезны сказать мне, чего ради вы сюда приехали? Извините мое любопытство… но не приехали ли вы, чтобы забрать у нас мсье Боде?
— Он приехал сюда ради движения в защиту мира, — поясняет Боде.
— Движение в защиту мира? — Врач растягивает эту фразу. — Я об этом читал. Великая надежда человечества?
— Да, так оно и есть, великая надежда, — говорит Марцин.
Базиль наклоняется к нему.
— А вам не кажется, мсье, что мир слишком важное дело, чтобы отдать его на откуп какому-то движению? Мне представляется, что различные движения в истории Европы мало способствовали сохранению мира. Верно?
У Марцина есть что возразить.