Испытание правдой

Поднимаясь по лестнице к себе в кабинет, я почувствовала, что во мне нарастает тревога. После недавнего разрыва с бойфрендом — уже третьим за последние два года — Лиззи заметно приуныла, и ее настроение начинало меня беспокоить. Ей следует поступить мудро и выйти замуж за милого доктора. Дэн, как всегда, был сама практичность, только вот он не догадывался, что на самом деле зрит в корень. В последнее время, во всяком случае до прошлой недели, Лиззи встречалась с доктором — дерматологом (ну, по мне, так все лучше, чем с проктологом). От Дэна она скрывала эти длившиеся вот уже полгода отношения, потому что ее избранник-доктор был женат и к тому же успел засветиться на телевидении. И хотя я пыталась убедить Лиззи, что ее отец не ханжа и не станет порицать ее за отношения с женатым мужчиной, она взяла с меня твердое обещание не выдавать ее секрет.

Моя дочь не впервые доверяла мне свои тайны. И не впервые противилась тому, чтобы поделиться подробностями своей личной жизни с отцом. И не то чтобы у Лиззи не было контакта с Дэном, так же как его нельзя было назвать отцом-упрямцем из тех, кого невозможно ослушаться. Напротив, Дэн всегда расслаблялся с детьми — ну, если, конечно, был рядом. Я нередко задаюсь вопросом, не оттого ли Лиззи пребывает в бесконечном поиске достойного парня, а Джефф воспылал любовью к консервативным семейным ценностям, что их детство и отрочество прошли практически без отца. Но мне тут же возражает другой внутренний голос: черт возьми, дети выросли в стабильной счастливой семье, всегда были окружены вниманием, беззаветно любимы, ни в чем не нуждались. И если чему и научили меня двадцать пять лет педагогической практики, так это уверенности в том, что дети приходят в этот мир со своим багажом, который не поменять ни хорошим, ни плохим обращением. Говорю это, но все равно переживаю за своих детей, особенно за Лиззи, которая слишком ранима и трепетно ко всему относится.

Любой, кто бросит взгляд на ее жизнь, подумает: да ей грех жаловаться. Резюме у Лиззи отменное: диплом с отличием Дартмутского колледжа. Год обучения за границей, в Экс-ан-Провансе (как же я ей завидовала, когда она уезжала во Францию!); постоянный бойфренд (они расстались, когда он уехал учиться в Стэнфордскую школу права; Лиззи решила не следовать за ним, поскольку, как потом призналась мне, не хотела повторять мой опыт раннего студенческого замужества); год волонтером-учителем Корпуса мира в Индонезии (я тогда жила в постоянном напряжении, опасаясь, как бы ее не похитили какие-нибудь сумасшедшие повстанцы). Потом, когда Лиззи вернулась в Штаты, она удивила и меня, и всех своих друзей, отказавшись возвращаться в педагогику, и поступила в магистратуру делового администрирования в Дартмуте.

— Я не хочу зависеть от какого-нибудь парня, который обеспечит мне достойную жизнь, — объяснила она свое решение. — К тому же сегодня учителя бедствуют — это, конечно, благородно, но так недалеко и до отчаяния. У меня есть шанс получить престижный диплом, потом начну зарабатывать большие деньги, сколочу кое-какой капитал и годам к тридцати пяти буду свободна в выборе следующего шага.

Все это сильно смахивало на программную установку, и, хотя я попыталась объяснить дочери, что жизнь никогда — никогда! — не складывается по плану, она была непреклонна в своем желании следовать поставленной цели. Поскольку бизнес-школа Дартмута была лучшей в стране, сразу по окончании магистратуры Лиззи рекрутировал крупный инвестиционный фонд из Бостона. От ее стартовой зарплаты у меня отвисла челюсть: 150 000 долларов в год, — хотя она и заверила меня, что это «сущие пустяки» по меркам инвестиционных компаний. Первого рождественского бонуса ей хватило на то, чтобы внести аванс за квартиру-лофт в крутом районе Бостона — Лэзер-дистрикт — и обставить ее дизайнерской мебелью. В прошлом году она купила щегольский «мини-купер», а ежегодные отпуска (по две недели, больше не давали) проводила на роскошных курортах Нэвис или Байя-Калифорния.

Со стороны все это выглядело красивой жизнью. Одна беда: Лиззи ненавидела свою работу. Она находила скучным и поверхностным это занятие — управлять чужими деньгами, но всякий раз, когда я мягко напоминала ей о том, что никто ее на этой работе не держит, объясняла, что квартира и шикарная жизнь пробили изрядную брешь в ее финансах, так что ей придется горбатиться еще лет шесть-семь, чтобы расплатиться за лофт, после чего она будет «делать то, что ей нравится».

Однако я опасалась, что в ближайшие шесть-семь лет ее ждет очень трудная профессиональная жизнь. Когда мы общались по телефону (а это было раза три в неделю, не реже), она то жаловалась на пренебрежительное отношение начальства, то рассказывала о споре с каким-то упрямым коллегой или признавалась, что хронически не высыпается.