Одну из этих книг я прочитал и, несколько озадаченный, написал автору письмо. Я просил его сообщить кое-что о себе и указал, что имею в виду написать о его интересном учении. Из ответа, написанного на русском языке, я узнал, что Селье родился в Вене в 1907 году, отец и прадед были врачами, родитель — венгр, мать — немка из Австрии.
В отдельном пакете я нашел большой портрет ученого с очень любезной надписью. Автор просил выслать ему несколько моих книг. «Несмотря на то, — писал он, — что я не могу хорошо говорить по-русски, я достаточно легко могу читать».
Следующее его письмо было такого содержания:
«Дорогой г-н Поповский.
Я весьма польщен тем, что вы намереваетесь включить меня в вашу коллекцию биологов и медиков. Посылаю вам отдельной бандеролью мою книгу «Stress of life». Две другие книги — «Профилактика некрозов сердца химическими средствами» и «Очерки об адаптационном синдроме» — переведены на русский язык… Могу вам выслать фотокопию рукописи моей будущей книги «От мечты к исследованию», в ней я суммировал свое философское кредо…»
Я попросил его сообщить мне, известны ли ему труды советского академика Сперанского, весьма близкие учению о стрессах. Ни в следующем письме, ни во многих прочих я ответа на этот вопрос не получил. Время от времени я узнавал, что ученого ждут летом во Франции, Италии и Германии, и что я оказал бы ему честь, написав его биографию.
18 апреля 1966 года Селье сообщил мне, что, по приглашению академика Краевского, проведет четыре дня в Москве, и просил встретить его на аэродроме.
И встреча и беседа состоялась, и на этот раз мне было сказано, что о трудах Сперанского он лишь недавно узнал.
Что же так удивило меня в работах Ганса Селье?
До известного предела они повторяют смелые утверждения Сперанского, что возбудитель болезни только зачинает заболевание, последующее воспроизводится уязвленным организмом, который уготовляет себе страдания и нередко смерть. Что же понуждает его так ущербно действовать против себя же? Неужели неумение отстаивать себя? Или, как полагал Сперанский, болезнь — своего рода рефлекс, которым откликается уязвленная нервная система?
Тут начинается новая страница в истории медицины. Селье доказал, что секреты надпочечника и гипофиза, чье назначение — поражать врага, изливаются не в меру и защита обращается в свою противоположность. Трагедия разыгрывается в гуморальной системе, но так ли она независима от нервной системы?
Селье начал там, где смерть прервала изыскания Сперанского. Русскому ученому было за семьдесят, пора, когда со старостью приходит и мудрость. Кто знает, не нашел бы и Сперанский в себе сил освободиться от того, что держало его в стороне от гуморальной системы, и бросить пытливый взгляд на гипофиз и надпочечники…
Селье значительно продолжил исследования Сперанского. Но нам все же трудно поверить, что почтенный канадец так ничего и не знал о трудах советского ученого, они ведь печатались за рубежом… Уж слишком схожи основные положения Селье с тем, чему русский исследователь посвятил свою жизнь.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
С Александром Гавриловичем Гурвичем мы близко не познакомились. Уж очень он этого не хотел, пришлось его биографию писать заочно. Профессор, положительно, делал все, чтобы отвадить писателя от своей лаборатории. Он строго-настрого приказал сотрудникам не пускать будущего биографа на порог и даже предпринял серьезный демарш в Союз советских писателей. Седьмого мая 1939 года туда поступило его письмо такого содержания: