Испытания

Красный Бор был на совести у Крылатовой потому, что уже многие, в том числе дочь Наталья, директор средней школы, говорили ей о непонятной «порче», иссушающей деревья. Так и не выбралась до отъезда за границу Люция Александровна взглянуть своими глазами на знакомую красу — что случилось с ней?

И, может быть, этот укор совести требовал от нее сейчас выразить в этюде, в рисунке зарубежные впечатления, пронизанные размышлением о важности единства людей в борьбе за жизнь на Земле.

Что она нарисует? Ей хочется нарисовать… лабиринт! Да, туго закрученный лабиринт, но все же выпрямляющийся, переходящий в широкую прямую дорогу. Маленькие фигурки людей выбираются из лабиринта и постепенно вырастают, шагая уже рядом друг с другом по светлой трассе. Но на последнем участке лабиринта нечто вроде клешни, всего в несколько сантиметров, пытается преградить людям путь.

Все более отчетливо виделся Крылатовой ее замысел. И рядом с прообразом будущей картины все более отчетливо проступало в душе удивление. Сначала рассеянное, оно все более концентрировалось: «Портретистка и вдруг фантастика?.. Откуда неожиданный лабиринт? Неожиданный ли? Лабиринт, то есть паутина… Паутина — паук!»

Художница уже догадалась, что именно так возник ее новый замысел: от настойчиво изгоняемой из памяти и снова возникающей перед мысленным взором картины, написанной год назад.

Набросок к ней Крылатова сделала на расширенном заседании Комиссии по экологическим проблемам Советского Комитета защиты мира. Слушала выступления ученых, представителей различных научно-исследовательских институтов, и рисовала. Руководители комитета уже не раз просили ее подумать над тематикой, раскрывающей смертельную опасность для планеты термоядерных испытаний, гонки вооружений…

Потом, в своей мастерской, Крылатова несколько недель увлеченно трудилась над картиной. Хотела написать в красках. Решила оставить черно-белый. И, уже закончив, все еще не могла окрестить произведение, найти название. «Милитаризм»? Не годится. «Стяжательство»? Нет, не то. «Паутина военных монополий»? Слишком шаблонно. Притом у нее главное не паутина, а сам паук. «Живучая свастика»? Ближе, но все-таки не подходит.

Может быть, она просто не сумела выразить того, что хотела: зло под личиной добродушия, плотоядное зло, умеющее сплести сложную паутину для убийства доверчивой твари.

К следующему заседанию Комиссии по экологическим проблемам картина Крылатовой была вывешена в зале комитета под незатейливым названием «Портрет Паука». Само собой возникло оно, когда оформляли зал, и прилепилось накрепко. Художницу хвалили. Говорили, что движению борьбы за мир кроме символа добра, знаменитого голубя, давно уже нужен был символ, вызывающий активное желание противостоять злу. Давний работник комитета, хранящий в своей памяти, словно в архиве, сотни физиономий как сторонников мира, так и их политических противников, рассеянно поинтересовался:

— Кого вы взяли в качестве прототипа, Люция Александровна?

Вспылила:

— Никого!

Работник комитета, кажется, тут же забыл о своем вопросе. А художница, после заседания комиссии, вернулась уже с улицы в пустой зал и с чувством смутной тревоги подошла к своему полотну. Глядела на «Паука». И тот колол ее гвоздиками-глазками над длинной похотливой улыбкой и будто шевелил крючковатыми проволочками-лапами. Господи, она прекрасно знала, что никакого прототипа у проклятого «Паука» не было, никого она не собиралась изображать в виде паука! Ни на кого он не был похож! И все-таки — наваждение, да и только — был благообразный «Паук» похож на кого-то! Она не знала, на кого именно. И до сих пор, до этих самых минут в гостиной теплохода не знает.

«Портрет Паука» Крылатова тогда же, после заседания Комиссии по экологическим проблемам, настойчиво попросила вернуть ей. Дома его не хотела держать, а уничтожать было жаль, ведь кто-то в Комитете, защиты мира даже объявил несомненной удачей ее «Портрет Паука». В конце концов отдала картину Горелову. Тот сказал, что пригодится для оформления уголка сатиры в цехе, в заводском клубе или еще где-нибудь на заводе…

«Вацлав Воровский» уже подходил к норвежскому городу Варде, занимающему весь островок того же названия.

Еще раньше, десять дней назад, Крылатова обратила внимание на огромные гладкие шары, увенчивающие невысокий холм острова. Справа от них, на светлой колонне, был еще один шар, поменьше. А почти рядом с первыми двумя — две узкие башни или, может быть, широкие мачты?

Что это за окружности и перпендикуляры? Какие-нибудь локаторы? Бензохранилища? Станции «наведения и предупреждения»?

Потом пассажиры советского теплохода заметили, что возле сооружения с шарами и башнями прогуливаются солдаты в натовской форме с белыми поясами.