Испытания

Александр хотел расспросить заграничную девушку, производят ли впечатления его плакаты, бьют ли в цель? По буржуям, стало быть. Однажды увидел Надежду, идущую с ведрами от колодца, пустился чуть ли не бегом за ней. И спросить отважился. Насчет впечатления.

Ответ девушки его ошарашил: не встречала она в Лондоне таких выродков, какие у него на плакатах!

— А на кого они похожи, богачи, буржуи-то? Хоть приблизительно?

Второй ответ невозможностью своей чуть ли не с ног сшиб Александра:

— Те, которых видела у богатых хозяев моих, пожалуй, на тебя смахивают. Лики достойные, манеры уважительные.

Однако, поразмыслив, молодой учитель предположил, что в словах Надежды таится для него не плохое, а хорошее. И вскоре убедился в этом.

В церкви они не венчались: богослужения, в том числе исполнение обрядов, были отменены так же, как и занятия в школе. По причине смутного времени.

Молодые невенчанные супруги рвались в Москву от косых взглядов односельчан и чтобы, как говорил Александр, разобраться, что к чему. Рассказы жены об Англии перемешали в его сознании все представления, которые до того четко разделялись по цвету на черные и белые. К первым относился буржуазный старый мир, ко вторым — светлое будущее с ростками коммунизма.

В Москву Крылатовы выбрались в конце двадцатых годов: в Озерном удержало их, во-первых, рождение дочки, а во-вторых, открытие заново школы, в которой не хватало учителей.

Надежда Крылатова придумала для новорожденной дочки необыкновенное, чудесное имя — Люция! Великое слово «революция» звучало в нем. И кроме того, чем-то странно похоже было это имя на лебедя с его гордой прекрасной осанкой. В придуманном для дочки имени сохраняла Надежда мечту о превращении когда-нибудь Озерного в лебединый край.

Однажды на Красноборском озере увидела Надежда лебедей и возликовала душой! И прикипела сердцем к чистому тихому озеру. Детишек из детского сада возила в Красный Бор на автобусе, хотя хлопотно, конечно.

Внучку Наташу называла Лебединочкой, Ледей — так выражала свою давнюю мечту. Для всех: Наташка, Наталья, даже Ата, а для Надежды: Ледя, Лебединочка!

И настойчивая мечта как бы вошла в облик Наташи: длинная шейка, челка, как лебединый хохолок, широкий прямой носик, глаза карие, продолговатые, широко расставленные.

…Люция Крылатова шла по осенней шуршащей тропинке, глубоко погруженная в раздумье. Почти машинальные зарубки отмечались в ее сознании: сейчас ольха и ветлы вокруг, потом березовая роща, дальше тропинка пойдет через луг, окаймленный зубцами хвойного бора.

Мать, как сейчас особенно остро вспомнилось Люции, больше всех ее работ, включая портрет самой Надежды Григорьевны Крылатовой, любила картину «Разнотравье».

Уже тяжело больная, с опухшими ногами, мать просила поставить картину к ней на постель. Часами всматривалась в красочное полотно и, что грустно удивляло Люцию Александровну, высказывала тихие суждения. «Только перед смертью нашла смелость проявить себя в полную силу как личность, дать оценку живописи дочери», — думала Люция.

Она и не предполагала, что у матери столь обширные, передаваемые из поколения в поколение познания в луговых травах, злаках, цветах.

Картину «Разнотравье» Люция писала с натуры, не имея представления, что белое с лиловатым оттенком подобие лебединого крыла называется не очень благозвучно купырем, оловянные шишки — мордовником, бело-розовая сибирская прелесть — дикой мальвой, что васильки бывают розовые, а не только синие.

Мать помнила множество названий растений: козлобородник, свербига, донник, смолка, лисохвостка, овсяница…

Люция ловила себя на том, что не из сострадания, а с подлинным интересом слушала материнские объяснения собственной картины — что именно и как удалось ей запечатлеть из многоликого мира растений. Слушала и принимала близко к сердцу предсмертные слова матери, что луга пойменные — дар небесный, самобраная скатерть, что в старину почти возле каждой речки и озера был пойменный луг. И что жаль — не нарисовала дочка лебедей.

А перед самой смертью, в полусознании, вошло Надежде в голову, будто не влажное полотенце касается ее лба, а лебединое крыло. Следственно, натура ее этого просила…

Люция миновала березовую рощу, шла по однотонно-бурому осеннему лугу. Справа виднелось сизое озеро — день был хмурый.

Пусть не высказала мать свой завет, Люция была уверена, что до последней секунды жизни он светло трепетал в душе Надежды Крылатовой. И сформулировать его Люция могла сейчас в двух словах: «Лебединый край».