Испытания

В первый же день знакомства Нелли заявила Альфреду Семеновичу, что ее личный лозунг: «Ни минуты без дела!» И действительно, Мараньев не раз заставал ее не щебечущей кокетливо по телефону или хихикающей в компании праздных сослуживцев, а в процессе интенсивного использования наисовременнейшей техники. Белокурую головку Нелли охватывала изящная полудуга с выпуклыми черными наушниками стереофонического японского магнитофона. Лиана Анатольевна Брыськина совершенствовала знания французского и английского языков с помощью современной техники.

Поначалу Альфреду Семеновичу казалось, что у Нелли есть нечто общее с Клашей, даже некоторое внешнее сходство: Клавдия тоже была маленькой, крепкой блондинкой и, пока не приобрела тугой шаровидности, тоже была похожа на хорошенькую статуэтку. Казалось Мараньеву, что сближала женщин то ли деловитость, то ли практическая смекалка, то ли совсем другое — демонстративно подчеркиваемая изысканность в одежде. «Это платье от Диора», — с достоинством, элегантно картавя, Клавдия Ефимовна выявляла свою возможность появляться в туалетах, приобретенных сравнительно недавно за рубежом. И почти с такой же интонацией Нелли Брыськина объясняла происхождение своего несколько странно смотрящегося в служебной обстановке одеяния — свободного, как халат, и полосатого, как мужская пижама. «Это от Диора!» — громогласно заявляла Нелли. Однако вскоре Мараньев из случайной реплики в лифте узнал, что все свои наряды Нелли Брыськина мастерит сама. И даже массивный кулон, постоянную эффектную деталь ее туалетов, умудрилась сделать сама… из заграничной консервной банки! Мараньева удивила не столько изобретательность Нелли, сколько его собственное отношение к факту: он испытал некое слабое дуновение памяти, сентиментальное умиление перед полунищей молодостью, лезущей изо всех своих силенок в ряды роскошных сынков и дочек. Поднялось оно из глубины темного, голодного военного детства в оккупированной немцами деревне и почти такой же голодной послевоенной юности, давно заслоненных в памяти Мараньева заграничной сытостью.

Как бы то ни было, при взгляде на пресловутый кулон Альфред Семенович не мог справиться с нервным дрожанием век, которое обычно ему удавалось держать под контролем, расслабляя физиономию улыбкой.

Деловитость и практическая смекалка были, как вскоре убедился Мараньев, лишь поверхностно похожими качествами Нелли и Клаши. Причем сравнение оказывалось не в пользу супруги. Нелли, удачно совмещая обязанности референта и секретаря, «утрясала» график необходимых встреч, конференций, совещаний, «пробивала» для него наилучший дачный коттедж, импортную мебель и телефонную, аппаратуру, запас винно-водочных изделий в холодильник личной комнаты отдыха позади служебного кабинета; надев милый передничек, Нелли, в данном случае удачно совмещая обязанности референта и буфетчицы, подавала в кабинет, когда уровень деловых бесед того требовал, чай, кофе и печенье. И все это как бы отстраненно, не пытаясь — в отличие от Клавдии — внедряться в суть его тактики и стратегии. И тем более истолковывать его намерения примитивно, в отличие от Клавдии, умудряющейся любой его окрыленный яркими соображениями поступок прямо-таки пришпилить мелким истолкованием к плоской ограниченной тактике. Словно мотылька булавкой к полоске картона! Умела Нелли не прерывать его рассуждений — в отличие от Клаши — и тем более не мешать ему помолчать спокойно.

Альфред Семенович оторвался от созерцания мутного отражения закатного неба в речке-безымянке и покосился на жену. По игре желваков на ее широком лице он угадал ее с трудом сдерживаемое раздражение.

— Ты молчишь уже минут десять. Привез меня сюда играть в молчанку?

— Нет.

— Тогда промяукай, хотя бы коротко, о чем Латисов говорил с тобой?

«Промяукай» было излюбленным оскорбительным намеком жены на прекрасно известный самому Мараньеву недостаток — жиденький голос, совершенно не соответствующий его высокому росту и солидному торсу. Альфред Семенович постоянно старался культивировать свой тенорок: придать ему шелковистый тембр, богатство интонаций.

По-видимому, не зря старался, поскольку Нелли Брыськина отметила на днях, что голос у него приятный!

Альфред Семенович приученно пропустил мимо ушей Клашино «промяукай», хотя сегодня словечко задело его острее, чем раньше, почему-то напомнило фамилию Нелли. Коротко рассказал, что первый секретарь райкома партии обеспокоен судьбой Красного Бора, что тревогу в Латисова вселила художница Крылатова, женщина, очевидно, очень эмоциональная, тесно связанная с производственным объединением, с его рабочим активом.

— У меня уже было столкновение с руководством инструментального цеха объединения. Из-за высококвалифицированного токаря Горелова. Возражали против того, чтобы он выполнил заказ нашего института, — сказал Мараньев и добавил с легким оттенком самодовольства: — Разумеется, в конце концов, вынуждены были согласиться!