Испытания

Альфред Семенович вопросительно поднял брови, не решаясь пока ни одобрять затею жены, ни возражать. Он лишь мысленно отметил, без ощутимой связи со словами Клаши, что ее физиономия, когда-то в ее бытность Курниковой напоминавшая бутон розы, становится все более похожей на тугую картофелину.

— Видишь ли, Алик…

Мараньев никогда не перебивал жену, за исключением тех случаев, когда она называла его ненавистным сокращением.

— Фред, а не Алик! — рявкнул он, нахохлившись.

— Видишь ли, Фред, — покорно поправилась Клавдия, — я уже давно решила стать прозаиком или поэтессой. И уверена, что у меня получится! Потому что я хочу писать не для того, чтобы заработать деньги и прокормить семью, как другие, а для того, чтобы не сидеть сложа руки!

— Кто-то определил, что поэт — не профессия, а способность человека духовно выйти за рамки повседневности, как бы прикоснуться к мирозданию! — произнес Мараньев, почему-то вспомнив — уже который раз сегодня — Нелли Брыськину. — Для того чтобы стать писателем, нужен по меньшей мере жизненный опыт, — буднично сказал он. — И, наверно, нужен…

— Да разве у меня нет жизненного опыта?! — перебила мужа Клавдия. — Сколько раз мы с тобой пересекали границу Советского Союза! Помнишь, как у меня чуть не отобрали мою золотую цепочку, которую я забыла указать в декларации?! Я могу написать несколько рассказов о таможенниках, о пограничниках.

От ее манерной речи — «отобгали», «гассказов» — Мараньева передернуло. Но он никогда даже мягко не подшучивал, не иронизировал над нарочитой картавостью жены. Клаша же не нарочитое, а полученное Альфредом в детстве, от испуга, дрожание век издевательски именовала «скоростным морганием».

— Я уже два раза посылала в периферийные журналы свои произведения, и оба раза напечатали! — призналась Клавдия, стараясь, чтобы в голосе не прозвучали торжествующие нотки. Поспешила объяснить, почувствовав встревоженность Алика: — Никто не может догадаться, что автор — твоя жена! Я подписалась оба раза сокращенно: Клавдия К—ва. Разве догадаешься, что это Клавдия Курникова?

— О чем… произведения? — сдержанно поинтересовался Мараньев.

— Первое о прошлогоднем конкурсе красавиц в Голландии, второе об «антимоде». Я перевела, конечно со словарем, то и другое из французского журнала, но добавила свои комментарии. Послушай, может, мне называться переводчицей? Или детской писательницей? Говорят, переводчиков хорошо принимают в Союз писателей, а тех, кто хотят называться детскими писателями, совсем запросто!

— Ну а что такое «антимода»? — полюбопытствовал Мараньев, не ответив на вопрос, поскольку не имел никакого представления о порядке и правилах приема в Союз писателей.

— «Антимода» — то, что остается от моды и со временем складывается в очень определенную тему удобной, утилитарной одежды, которая не претерпевает существенных изменений. Например, английский костюм, — свободно объяснила Клавдия Ефимовна, забыв о картавости. Она с удовольствием внутренне отметила, что мужу, как бывало раньше, понравился ее уверенный светский лексикон. О туалетах она умела говорить!

Альфред Семенович в самом деле выслушал со странным удовольствием объяснение жены, так же как ее косвенное напоминание о вполне приличном владении языками. Стало быть, есть все же сходство между Клашей и Нелли! А может быть, вообще все женщины похожи друг на друга и никакого смысла в заменах нет! Наряды — одна сама мастерит, другая к модельерам обращается, однако тяготение к нарядам у всех! Языки изучают — кто с диктофоном, как Нелли, кто, как Клавдия, которая собрала сначала в Соединенных Штатах, потом в Голландии группу жен работников советских представительств для изучения языков с тамошними педагогами. Между прочим, Нелли, возможно, тоже пишет что-нибудь кроме референтских записок? Затея жены пробовать свои силы в литературном ремесле уже не казалась Мараньеву нелепой. Кто только не пишет сейчас! Детей у них нет, чем-то должна заниматься Клаша кроме ухода за собой да присмотра за супругом! Пусть пишет…

— Любому литератору приходится выдерживать колоссальную конкуренцию! — предостерег Мараньев. — А вообще-то, не боги горшки…

— Что касается конкуренции, — перебила жена, — ты подсуетишься и поможешь! Помнишь, как я добилась большого тиража для твоей книги «Преобразование природы: фантастические замыслы и реальные перспективы»?

Он помнил. В первые же дни его работы в должности директора института, всего около года назад, старший научный сотрудник Валерий Яковлевич Золин предложил ему соавторство уже написанной книги. Уверял, будто использовал докладные Мараньева в Академию наук, куда он якобы имел доступ. Золин врал. Мараньев знал, что Золин врет. Золин знал, что Мараньев знает, что Золин врет, — совсем как в комедии Питера Устинова о завравшихся дипломатах, которую Альфред Семенович видел когда-то в Лондоне и с удовольствием посмотрел бы вторично.