— Да разве за такой факт премии лишают?! — возмущенно воскликнул Катулин. — Не по пьянке я зачерпнул ковшом поболе того, чем нужно! С любым и каждым могло случиться, потому как на чертежах одно, а в земле, извиняюсь, совсем другое! На меньшей глубине трубы проложены, чем показано! Может, потому и прорвалась новая труба, кто знает. Ну, нашел поврежденный участок, ну и помял трубу, так была бы на складе такая, вырезали бы два помятых метра, вставили новый кусок — и весь факт! Не Катулин виноват, что трубы большого диаметра дефицит, слышал я, об этом прискорбном факте вы с директором Василием Прохоровичем Юратовым рассуждали на территории нашего предприятия. Так что же, лучшего экскаваторщика Гурия Катулина за данный факт премии лишать?! Грузить щебень — Катулин, грузить песок — Катулин, разгружать сыпучие грязи — тоже Катулин, раскапывать траншеи, где трубы проложены, — опять Катулин! А если Гурий Катулин и выпьет раз в неделю, то исключительно из-за несправедливости в капиталистическом мире!
— Садимся в машину, Фред! — Клавдия, чувствуя странное недоумение мужа, потянула его за руку.
Мараньев рассеянно освободился от ее хватки, внимательно слушая экскаваторщика и поглядывая на его улов. Гурий Иванович резко махнул авоськой и, будто стряхнув этим жестом остатки хмельной невразумительности, обстоятельно объяснил:
— Ваша супруга могла бы зажарить к ужину. В смысле Гурий Катулин не продает, а в знак уважения, да только верно, что Знак качества на данном судаке поставить нельзя. Отравленная рыба в речке-безымянке и в озере; наверно, вода плохая, а никто не понимает, купаются и даже рыбу ловят!
Катулин вытащил судака за хвост из авоськи, обстоятельно заправил жирную складку живота в тренировочные брюки и, широко расставив ноги птичьей худобы, с богатырским замахом швырнул рыбину в сторону реки. Раздался глухой шлепок. Катулин склонил голову набок, прислушался, похожий на неуверенную в сумерках сову. И гукнул почти по-совиному:
— Ух ты! Будто в омут кинул, а не в реку! Хотите верьте, хотите нет, плохая вода в речке! И в озере такая же!
— Ну что же, Гурий Иванович, давайте в мою машину и поехали, довезем вас до дому, — по-приятельски пригласил Альфред Семенович так, словно рыбачили они вместе и после совместной рыбалки вполне естественно было вместе возвращаться в город.
— Садитесь, садитесь! — поддержала мужа Клавдия Ефимовна уже из машины. Она догадалась, что экскаваторщик чем-то заинтересовал Алика и чем-то озадачил. Катулин невозмутимо уселся рядом с ней.
По дороге Мараньев расспрашивал Гурия Ивановича о том, о сем, а Клавдия Ефимовна удивляясь тени недоумения на лице мужа и радуясь новому сближению с ним, старалась поддерживать его репликами, интонацией, улыбками — всем умело используемым арсеналом светской беседы:
— Неужели правда, что вода в здешней речке плохая? А кто этот Горелов, о котором вы сказали там, на поляне? «Золотые руки»? Ах да, Альфред Семенович его знает, он заказ для института выполнял! Ах, известная художница Крылатова тоже знает товарища Горелова!
— Все не о том, — пробормотал Мараньев, одарив жену и Катулина длинной улыбкой, отраженной в лобовом стекле. Но в ответ на вопросительный взгляд Клаши он только пожал плечами; он сам не мог пока определить, что его смутно интересовало и тревожило в сбивчивом рассказе Катулина о помятой трубе. Казалось, рассказ, словно крючком, цеплял в памяти нечто весомое, нужное, цеплял и никак не мог зацепить — оно ускользало в туманную глубь.
— Так что с трубой было? — спросил Мараньев и заново выслушал все катулинское незадачливое происшествие: новая труба прорвалась, потекла, он вскрыл траншею, нашел повреждение, но, вскрывая, глубже зачерпнул экскаватором, чем было нужно, и помял трубу так, что уже не малую заплату надо делать, а целых два метра вырезать и новый кусок вставлять. За неаккуратность в работе лишили Катулина премии. Несправедливо! Потому, что труба была проложена на меньшей глубине, чем показано на чертеже. От несправедливости выпил Катулин лишнего на рыбалке, и дружки его бросили, а был бы его бывший сосед Горелов с ним — ни за что не бросил бы!
— Я с этим Гореловым немного знаком, — сказал Мараньев просто для поддержания беседы, поскольку то, что трепетало в глубине памяти, пока так и не попало на крючок. — Горелов для института уникальную работу выполнял, действительно хороший мастер.
Гурия Ивановича немного укачало от быстрой езды и приятного разговора. Любезно доставленный к двери своего жилья, он послал вслед мараньевской «Волге» воздушный поцелуй.
Супруги Мараньевы ужинать не стали — оба вели контроль за калорийностью своего рациона, считали, что поздняя еда только во вред.
— Итак, прикинем, каков у нас «улов»! — провозгласил Альфред Семенович.