Испытания

Да, ухожу, но — от чужих.От тех, кто так далек.И не довольно ли своихРубах и подоплек?Чужое — то, что льнет и длитТвою тоску — в другой.Чужое то, что так болит,И ты в своем — изгой.     В своих же играх и судьбе

     Любая ложь — своя.     «Нет», — говорит она тебе,     И значит: «Я твоя».

Взгляд Альфреда Семеновича заинтересованно обострился — знакомо для жены. Она обрадовалась:

— Дошло?!

— Насчет лжи неплохо, — согласился Мараньев. — Можно догадаться, о чем речь. Я сам часто думаю, — продолжал он с неожиданной для него самого искренностью, — что понятие «ложь» трактуется у нас ненаучно, односторонне, только отрицательно.

— Вот видишь! — перебила Клавдия. — Великолепные стихи! Как они на Западе прозвучали бы! А у нас критики не замечают, хвалят все старомодное: Ларису Васильеву, Юлию Друнину, Беллу Ахмадулину, Реброву, Кузовлеву, бог знает кого!

— Ты неплохо знаешь современную поэзию! — в голосе Альфреда Семеновича прозвучали и удивление, и одобрение. — Может быть, в самом деле попробуешь высказать в прессе свои оценки. Для начала как читательница, допустим, в газете «Вечерняя Москва». Я немного знаю главного редактора, попрошу его обратить внимание. А потом в журнал «Привет». С главным редактором я встречаюсь в Комитете защиты мира. Можно будет предложить, — размышлял вслух Мараньев, — чтобы его родственники, они все что-то пишут, выступили у нас, а ты сделала бы вступительное слово о творчестве этих родственников, а потом главный редактор дал бы хороший отчет у себя в журнале.

Клавдия Ефимовна глянула на мужа с девическим обожанием.

— Я тебе еще прочту, — сказала она проникновенно. — Самое лучшее из всего, что я знаю. Прямо как будто я сама написала; все, что у меня внутри копошится, все точно она выразила! Слушай внимательно!

А меня не трогают                             злые взгляды.Проходите мимо, насладясь!К вам за мир и ласку не пойду с наградой,в сарафан с прошивкою нарядясь!Бью поклон душе своей —                                         пусть пребудетбез потери зримой иль беды.

В недалеком времени всех судьба рассудит,развезет по кладбищам да в горючий дым…

Изумительно, правда? Жалко, забыла, что там у нее дальше. А какое знание современной моды! Например, она отмечает, что в Советском Союзе тоже появились сарафаны с прошивками.

— По-моему, скорее тема охраны природы, — неуверенно сказал Мараньев. — Загрязнение окружающей среды, ядовитые вещества в дожде, в дыме могут, действительно, привести к эпидемиям, к массовой смертности. Тогда, конечно, придется использовать все кладбища… Но я не думаю, что такое может случиться в недалеком времени, как предполагает эта авторша. Могут получиться примечательные стихи, хотя…

— Что значит «получиться»? — перебила мужа Клавдия, — Я их в журнале читала!

— Но ведь это еще подстрочник.

— Уже стихи, а не «еще подстрочник»! — Клавдия возмущенно передразнила супруга. — Ты плохо разбираешься в поэзии. Знаешь, какой, по-моему, главный признак хорошего стихотворения? И даже не по-моему, а я слышала по телевидению или, может, по радио Пантелей Порджаков выступал и сказал то, что я тебе сейчас повторю: во-первых, поэт должен уметь утверждаться, то есть выражать убежденность в своем превосходстве над окружающими и в том, что ему все дозволено. А у этой поэтессы одно стихотворение так и называется «Вседозволенность». Слушай, я тебе прочту! Хотя всего не списала, первые строчки и последние:

Не даю всепрощения(вседозволенность мщения!) —

для злодеев оно.

А в конце так:

Ишь чего захотелисредь людской канители(самой глупенькой малости),Ишь что просят дарить —всепрощения прыть!

Последние слова Клаша произнесла со злобным торжеством, показав мужу кукиш.

— Теперь понимаю, стихи первой поэтессы о том, что она вступает в первосортную связь! — пробормотал Мараньев.

— Ты перепутал ее строчки, — покачала головой Клавдия. — Но я сейчас не про нее, а про Порджакова. Он еще сказал: стихотворение хорошее, если заставляет слушателя или читателя подумать, что он сам сумеет написать похоже. А первая поэтесса, которую я тебе читала, и вторая заставили меня так подумать. И я написала. Назвала тоже «Свои». Подразумевается, — Клавдия с необычной для нее застенчивостью покосилась на мужа, — что встретила очень красивое существо. Двадцать лет назад… Тебя встретила, понимаешь! Вот как у меня получается, послушай: