Испытательный пробег

Характер решительный при светлой голове — прекрасный сплав. В двигателях разбирался по тому времени как господь бог. Нравилось. Исследовал процессы теплопередачи — и будто молитву повторял: «А теперь, друзья, запишем формулу Нуссельта!» Стучал мелком по доске, руку откидывал совершенно королевским жестом, призывал к вниманию. В тридцать один год — профессор, автор первого русского учебника по двигателям внутреннего сгорания. Читал на пяти языках, знал — четыре. Изучал эсперанто на случай мировой пролетарской революции, чтоб легче было объясняться с товарищами на баррикадах, под красным знаменем. Революцию принял. Социальное происхождение — из дворян. Потом «из дворян» вычеркнули, сверху размашисто синим карандашом услужливо — из служащих. Большую жизнь прожил: был на его памяти нэп — новая экономическая политика, был Моссельпром, осуществлявший смычку города с деревней, был Автотрест, а до того ЦУГАЗ — Центральное управление государственных автомобильных заводов на Мясницкой, по которой в морозном дыму гремели, позванивая на поворотах, заиндевелые московские трамваи.

Под трестовской лестницей работал сапожник Григорий Аронович, кустарь без мотора, — «Ремонт модельной обуви. Срочно!!! Растяжка. Подгонка к ноге. Лак». А напротив, в пышечной «Поляков и Константин», предлагали с пылу с жару сдобное тесто — пышки, ватрушки, кавказские чебуреки.

Николай Романович исполнял обязанности главного консультанта (галстук-бабочка, кожаная тужурка, парусиновый портфель, зеленая фуражка со звездой), объяснял управляющему товарищу Урываеву, что такое автомобилизация всей нашей жизни. «Ух ты, куда замахиваемся», — удивлялся управляющий и по-плотницки большим пальцем чесал за ухом. Машины, достоинства которых они обсуждали, носили гордые имена — «делоне-бельвилль», «изотта-фраскини», «испано-суиза»…

Судьба его складывалась непросто. По какой формуле считать, как рассчитывать, как смотреть? И славу познал, и клевету, и почести царские. Пайковая ржавая селедка, две буханки ржаного хлеба в конце месяца — премия, карточка совслужащего, ордер на дополнительную жилплощадь в связи с ненормированной работой на дому, и не более того! Презирал всякую меркантильность. «Никаких привилегий по линии ЦеКУБУ!»[1] Все, как у всех трудящихся. И почитателей у него было в достаточном числе, и завистников, так что опасения Николая Егоровича, заслуженного профессора, сбылись по крайней мере дважды. В тридцать третьем году в ОКБ ОГПУ проектировали под его началом шестицилиндровый двигатель «коджу». («Коба — Джугашвили», из двух слов название.) Весьма передовая была конструкция с алюминиевым блоком цилиндров, с семиопорным коленчатым валом, мощностью в 87 лошадей. «Коджу» ставили тогда под капоты первых ярославских грузовиков. Испытывали на пятитонках, тяжело кативших по звонким булыжным мостовым со скоростью тридцать километров в час. Советский мотор мирового класса! Это его молодость. Звездный час. Вспоминался же Николай Романович чаще всего уже глубоким, шаркающим стариком в «генеральских» ботинках без шнурков. К тому времени он ослеп, но его по-прежнему приглашали на консультации. В тот раз где ж это было? — терзал себя Станислав Антонович. Где? В НАМИ? Конечно, в НАМИ — в Центральном научно-исследовательском автомобильном и автомоторном, который Николай Романович и создал, на задворках МВТУ, получив две комнатенки да сарай под гараж в восемнадцатом метельном году.