Исследование Апокалипсиса

Идея бессмертия души присуща практически всем культурам, иными словами, она есть мифологическое выражение имманентной и, по-видимому, самой главной потребности человека как живого существа — не прекращать своего существования. Народ майя, например, верил в то, что душа бессмертна, что после смерти будет другая жизнь, более хорошая, которой наслаждаются души, отделившись от тела. Будущая жизнь разделяется на хорошую и плохую, тягостную и полную отдыха. Плохая и тягостная для людей порочных, хорошая и приятная для тех, кто хорошо жил. Первые могли вкушать сладостную пищу в прохладной и большей тени, где они отдыхали и веселились все время. Дурные же люди подвергались истязаниям демонов и мукам голода, холода, усталости и печали. И хорошая, и плохая жизнь не имеют конца[64]

.

В скандинавской мифологии Рагнарёк — гибель богов и всего мира — наступает вслед за последней битвой богов и хтонических чудовищ. Предвестием Рагнарёка является смерть юного бога Бальдра, как в христианстве — гибель Иисуса. Но мир не оказывается все-таки уничтоженным, за его гибелью наступает возрождение: сначала, как и положено, возрождаются боги, затем люди. Впрочем, если возродятся боги, то они обязательно должны произвести людей, иначе им незачем вообще появляться. В «Старшей Эдде» («Речи Вафтруднира») гибель мира весьма осторожно и с надеждой именуется «зимой великанов», поскольку зима всегда проходит, сменяясь весной. Люди — мифотворцы, неизменно исходят из того, что все должно иметь свое начало, но и конец тоже. Однако они никогда не смирятся с тем, что конец это действительно беспросветное и бесповоротное окончание всего, но в первую очередь самого человека. Поэтому гибель богов и всего мира видится лишь как очищение для новой и лучшей жизни, как способ ее возрождения.

В предвестиях неизбежной гибели мира (хотя бы и такой условной) проявляется имманентный и диффузный протест человека против установленных богами порядков и против самих богов тоже. По этой причине и наступает гибель богов, как, например, в Рагнарёке. Уничтожая их, он выражал агрессивное несогласие со своей жизнью и судьбой, но, что очень важно, на мифологическом уровне ощущая себя творцом богов, и мира, и порядков в нем.

Близки идеям Рагнарека и другим индоевропейским традициям изложенные в ранней «Авесте» взгляды, согласно которым существуют три эпохи в истории вселенского противоборства добра и зла, изначальных сил творения (Ахура-мазды и Ангро-Майнью): Золотой век, царство первочеловека и культурного героя Йимы сменяется эпохой ожесточенной борьбы между духами добра и зла, которая закончится мировой катастрофой. Перед Концом света наступит чудовищная зима, мир погибнет в огне, но затем возродится в первоначальном состоянии. В эпоху Сасанидов было разработано учение о трех трехтысячелетних циклах истории. Последний завершается победой добра над злом, воскресением из мертвых и Страшным судом, в результате которого праведники обретут вечное блаженство на земле, а грешники — вечные муки в преисподней. Как мы видим, в этом данное учение не отличается от апокалиптического. Ясно, что Страшный суд страшен лишь для грешников, но его назвали так потому, что страшен любой суд верхового божества, его должны бояться даже и праведники. Ведь критерии оценки праведного и грешного у людей и богов различны.

Но является ли несогласие со своим уделом, вера в грядущую гибель мира и затем в его обновление представлением о цикличности всего сущего? На мой взгляд, здесь все-таки представлена идея цикличности, но в искаженном виде. Эта идея предполагает постоянное повторение и стадии: даже если циклы очень большие, это все давно повторяющиеся периоды. Однако в мифологических учениях о конце мира мы такого не найдем. Грядущая гибель богов, природы, человечества не представляет собой учения о том, что когда это произойдет, затем все улучшится, потом неизбежно наступит ухудшение, кризис жизни, но опять последует уничтожение мира с последующим возрождением и т. д. Напротив, эсхатологические видения все время упираются лишь в одну-единственную катастрофу, вслед за которой наступит неизмеримо лучшая доля на земле, как, например, в коммунистической теории, или в небесах, как, например, в христианстве.

Сказанное не означает отрицания весьма стойких представлений о цикличности человеческой истории, которые помогают народам пережить самые страшные испытания. Теория цикличности времен может и не подвергать сомнению взгляды на то, что существует глобальный поступательный процесс, либо, напротив, движение человечества к полному упадку и разложению без надежды на последующее обновление. Но все-таки в эсхатологических учениях разных религий и в теориях цикличности есть немало общего, и прежде всего желание защитить человека и дать ему надежду. При регрессе улучшения, естественно, не наступает.