Вопрос о душе является едва ли не самым основным и болезненным, поскольку напрямую связан со смертью и возможностью обретения после смерти новой жизни. Учитывая исключительную важность этого вопроса, христианство не просто сделало его одним из центральных, но и приписало себе особые заслуги в «открытии» души, формировании и развитии концепции о ней, ее роли в обеспечении бессмертия.
Апокалипсис, как и другие тексты Нового Завета, исходит из того, что душа покидает тело и именно она обретает бессмертное существование, но, как уже отмечалось выше, не у всех людей, а лишь достойных этого. Однако и в этом нет ничего нового, поскольку так думали и многие другие культурные народы древности, даже первобытные люди, наблюдая безвозвратную гибель бренного тела и убедившись, что труп не воскресает. Вера в бессмертие души есть способ психологического преодоления своей бренности и снижения страха смерти, душа при этом становится виртуальным объектом, а вера в ее существование — главным утешением для верующего. Между тем в некоторых культурах душа мыслилась как нечто телесное, а значит, осязаемое и видимое; некоторые народы представляли себе душу человека еще при его жизни в виде маленького человечка, другие — в виде животного. Отголоски подобного понимания души можно обнаружить в Откровении: после снятия печати Иоанн увидел «души убиенных за слово Божие», каждой душе была дана белая одежда (Откр., 6:9–11).
Вообще вера в то, что душа может иметь телесные формы, настолько сильна, что во многих художественных духовных произведениях европейского средневековья она изображалась в виде человека, например царицы. Живучесть таких представлений объясняется тем, что подобным образом олицетворенная и оживленная душа должна была, в силу своей особой наглядности, убеждать в том, что она существует, а человек, следовательно, бессмертен.
Л. Леви-Брюль писал, что для большинства низших обществ смерть наступает в тот момент, когда «жилец», пребывающий в теле, имеющий некоторые общие черты с тем, что мы называем душой, окончательно покидает тело, даже если физиологическая жизнь еще не угасла. В этом одна из причин столь поспешных похорон, часто встречающихся у первобытных людей. На островах Фиджи погребальный обряд часто начинается за несколько часов до того, как человек действительно умирает. Туземцы Западной Африки, находясь у изголовья умирающего, иногда говорили: «Он умер». В действительности больной только потерял сознание и лежал неподвижно. На возражения белого человека, что он жив, поскольку продолжается сердцебиение, окружающие говорили: «Нет, он умер, дух его ушел, он не видит, не слышит, не чувствует». В 1863 г. на острове Кориско один туземец разыскал Нассау (информатора Леви-Брюля) и попросил у него лекарства, чтобы убить или успокоить духа тела его матери, движения которого мешали ему и не давали обряжать тело.
Все же, продолжает Леви-Брюль, если душа и покинула окончательно тело, если смерть уже наступила, только что умерший еще не отделен от своих близких. Он пребывает близ своего тела, и заботы, которые уделяются останкам, внушены ощущением его присутствия и опасностью, которая грозила бы живым, если бы они не поступили с телом покойника согласно установленным обычаям. Вообще дух, душу покойника боятся очень сильно и всячески стараются умиротворить его. Конечно, в некоторых обществах иногда пытаются обезвредить покойника, уродуя его тело или превращая его в жижу, изгоняя духа или сбивая его с толку, однако обычно более верным средством считают расположить духа к себе, удовлетворив все его желания. Тем самым презумируется, что нечто таинственное, то, что мы теперь называем душой, продолжает активно существовать, в том числе и у людей, которые при действительной жизни отнюдь не отличались активностью, причем посмертная деятельность может быть очень зловредной. Новоумерший по истечении нескольких дней оказывается одновременно и в своей могиле, и поблизости от жилища, где он умер, и далеко на пути в страну теней, если только уже не прибыл туда[70]
.