Исследование взаимоотношений в Российской Армии

Конечно, устав соблюдается не абсолютно. Особенно тяжело проходят в жизнь его искусственные установления. Но, в любом случае, степень его реализации выше, чем иных ведомственных актов, что достигается за счёт уникальной армейской дисциплины и дрессировки. Причём степень эта не абсолютна для любого общества, а зависит от социальной организации общества и от конкретных исторических условий; зависит она и от состояния человеческого материала и менталитетного аспекта общества. Её значение может колебаться при этом в довольно широком диапазоне, особенно возрастая во время войны.

Вопрос эффективности

В каких только смертных грехах не обвиняют армию! И это касается не только России, но и большинства цивилизованных обществ современности. Действительно, у армии много пороков и недостатков, как исторически преходящих, зависящих от свойств конкретного общества, так и проистекающих из самой её сути. Но никогда мне не попадались упрёки в её социальной неэффективности. Да, говорят об устаревании вооружения, о плохой подготовке солдат и офицеров; говорят даже о её паразитарном характере и обескровливании ею экономики, – но только не о неэффективности армии как особой социальной структуры.

Тем самым людьми интуитивно признаётся, что, какой бы ни была армия, она, тем не менее, выполняет функции, которые никакая другая социальная структура выполнять не в состоянии. К армии просто неприменимы критерии экономической эффективности и даже некоторые критерии социальной эффективности. Она просто есть и выполняет уникальную роль, которую никто больше выполнить не способен, поэтому она оказывается как бы в стороне от оценки эффективности. Да это и понятно: какой частник будет рисковать своей шкурой на войне? Какой чиновник будет рисковать своей жизнью, беря вместо ручки в руки автомат? Кто из них будет разгребать завалы и разминировать бомбы? У меня перед глазами до сих пор стоит картина: сапёры ФСБ в крупном кавказском городе крутятся вокруг найденной мины, боясь подойти к ней ближе десятка метров. Подъезжает военная машина разминирования, из неё выпрыгивает группа солдат, из кабины появляется капитан. Подходит к мине, колдует над ней, подзывает бойцов. Те берут её голыми руками, закидывают в кузов машины, садятся рядом, а машина отправляется на полигон, где бомбу уничтожают накладным зарядом. А представьте теперь ситуацию с землетрясением или пожаром. Кто полезет в догорающее здание спасать людей? – Солдаты. Кто будет буквально зубами грызть землю, возводя преграды для вышедшей из берегов стихии? – Солдаты. Никто, ни один чиновник, рабочий или частник не полезет туда, куда лезет солдат, получив соответствующий приказ. О боевых операциях и боях вообще говорить не приходится: для них нужны дисциплинированные, специально выдрессированные армейские подразделения, где у солдата даже вопроса не встанет о жизни и смерти, когда нужно выполнять приказ. Заставить же рядового обывателя лезть в пасть смерти даже за большие деньги не так уж просто, а не повернуть назад или не отступить в самых критических условиях заставить его и вовсе невозможно. Только армейская дрессировка способна на это.

Так что можно говорить о степени эффективности армии по особым критериям, но не о её неэффективности с точки зрения каких-то экономических или социальных критериев, рассчитанных на гражданские социальные структуры. И здесь необходимо признать, что в каком бы состоянии ни пребывала армия, она всегда сохраняет способность выполнять уникальные задачи, на выполнение которых не способна ни одна другая социальная структура. При этом она может быть малоэффективна в выполнении какой-то задачи в силу бардака в ней или недостатка соответствующих специалистов и оборудования, но даже в этом случае она сохраняет потенциальную способность выполнить такую задачу. Обществу необходимо только приложить некоторые усилия для этого (навести в подразделениях порядок, подготовить специалистов, внедрить новое оборудование и оружие).