Показательно, что этот перевод был впервые опубликован в начале XIX века, когда история французской революции действительно еще не была написана. Кроме того, на такие исторические параллели наталкивал как «античный маскарад» самой французской революции, так и значительная роль античной историографии в формировании идей эпохи Просвещения. Русская интеллектуальная элита еще с XVIII века увлеклась чтением произведений античных авторов (во французском переводе или оригинале), в России выполнялись переводы и издавались античные сочинения, создавались собственные произведения, отмеченные духом и стилем Античности. Переводы В.К. Тредиаковского, М.В. Ломоносова, С.П. Крашенинникова, Е.И. Кострова, В.П. Петрова и других авторов сыграли важную роль в освоении античного наследия. Для русского просвещенного общества долгое время был характерен взгляд на события современности через призму античных сюжетов, создание новых мифов и облечение старых в античную оболочку, использование языка Античности, что позволяет говорить о существовании особого дискурса, определенного классическим наследием[769]
. По мнению Э.Д. Фролова,среди античных авторов, чьи сочинения привлекли тогда внимание русских переводчиков, почетное место занимают историки. В частности, в это время были переведены произведения Геродота, Диодора Сицилийского, Иосифа Флавия, Геродиана, Юлия Цезаря, Саллюстия, Веллея Патеркула, Валерия Максима, Тацита (не полностью), Светония, Флора, сборник «Писатели истории Августов» и так называемое «Сокращение римской истории до времен кесарей Валента и Валентиниана» Флавия Евтропия. Если добавить к этому переводы Корнелия Непота, Курция Руфа и Юстина, то выходит, что к концу XVIII века сочинения большей части античных историков были уже доступны русскому читателю[770]
.Все это создает ситуацию «узнавания», особого «прочтения» событий французской революции через призму античной истории, усиливает назидательное значение исторических сочинений и демонстрирует устойчивость исторического мировоззрения века Просвещения.
Кроме того, если мы вновь обратимся к сочинению Минье, то увидим и у него явное присутствие античного компонента в трактовке событий французской революции. Например, говоря о жертвах революционного террора, Минье вспоминает мужество древних римлян или изгнание Тарквиния, заменившее казнь. Таким образом, память о событиях античной истории соединяется с воспоминаниями о французской революции, создавая особый «текст» прошлого, не только прочитываемый при свете настоящего, но и акцентирующий внимание на повторяемости явлений прошлого.