Истории любви

где нам себя не уберечь.

Коронация царя Николая II, как мне видится, было событием особенным, из ряда вон. Весь женский клан, среди которого я рос, расфуфырившись устремился на Дворцовую площадь, в ожидании рассмотреть хорошенько в непосредственной близости царственную семью и их наряды, хотя возможно, им просто не терпелось облачиться во все свои последние наряды, шляпки, брошки, тюлевые вуальки, пояски, сумочки, белила и румяна и высыпать с нарядной утренней толпой на празднично украшенные улицы, что они, в итоге, и проделали с превеликим удовольствием.

Разговоров потом было на целый год, ведь для нас русских так важно лично поучаствовать в таком историческом для России событии, пусть даже и рискуя при этом быть раздавленным толпой и заплатить за любопытство собственной жизнью. Зато они будут рассказывать своим внукам и правнукам, что были очевидцами знаменательного события, вошедшего отдельной страницей в историю России. Страница эта, правда, вышла немного скомканной и помятой, ну да ладно, чего уж там.

Прадед Максим Максимович объезжал верхом свои поместья. Дедушка Николай с бабушкой, каждый в отдельности друг от друга, молились об исполнении молодой царской семьи православными и патриотическими чувствами. Тетушка Аграфена никуда не выходила из дому, лежала в своем шезлонге под каштаном, с легким румянцем от перенесенной чахотки, и читала поэзию на французском из книжки в желтом переплете. Я оставался с ней все это время и тоже проводил все время за чтением. Я читал трилогию Мережковского "Христос и Антихрист" — очень интересную книгу, которая до сих пор увлекает меня, поскольку люблю я воображать себя кем то, скажем римским императором, поклоняющимся язычеству и преследующим христиан, или безумным гением Леонардо, создающим бессмертные произведения искусства и конструирующим изощренные машины для массового убийства людей.

В моей голове крутился один назойливый вопрос: был ли тайный жених тетушки Аграфены, с которым они уединялись в особняке, царем Николаем; или же это был кто-то другой. Если он действительно был царем, то получается, что он бросил тетушку, чтобы жениться на другой. Причина более чем весомая для ее болезни и уединенного времяпровождения в шезлонге в саду с книжками стихов на французском.

Ведь не каждый день тебя бросает царь.

И с другой стороны: если этот ее любовник только выдавал себя за царя Николая, то, выходит, что тетушка жила иллюзией, мечтой, обманом, также как это вышло у нее и с молодым Пикассо, который предпочел ей толстуху из-за своего "кубизма", и с индейским поэтом Раулем, который укатил от нее в Париж и не написал оттуда ни единой строчки.

Я и понятия не имел, что думала и что чувствовала обо всем этом тетушка Аграфена, но я решил остаться с ней в нашем дворике у каштана, проводить с ней время с глазу на глаз, поскольку меня об этом просило тело, душа, сердце и жизнь женщины, которая могла бы быть, в своем роде, моей матерью, но, к счастью, не была ею, поскольку я, в таком случае, мог бы любить ее иначе, только как это - иначе?

— Этот царь, который оказывается женат, это же ведь он ходил к нам ужинать по четвергам? — спросил я ее внезапно для себя.

- Не знаю малыш.

- Но ты любила его?

- Я его нет.

- Тетя, как ты думаешь, он еще придет к нам в четверг ужинать?

- Боюсь, что нет. Надеюсь, что нет. Мне бы не хотелось его видеть.

(И в самом деле он больше не появлялся у нас. Так никогда и не узнаю я царь это был или нет.)

Тетушка захотела прогуляться, мы выходим с ней из нашего дворика в сад, она держит меня за руку, одетая как для выезда в свет, темная и трагичная, худенькая, осунувшаяся, со следами недавней болезни на лице.

В саду солировала цветущая вишня, тянулись к небу высокие сливы, огромные пихты охватили небо своими крыльями, неся на своей груди бесплодную сливу, цвета старой бронзы во все времена года, безумствовали розы, любимые толстушками, говорили стихами тополя и осины (тополь — это ведь просто серебристая осина, тополь в кителе, как Рауль), распускались с благоуханием кусты магнолий, словно задумчивые головы, и повсюду грелись на солнце коты с ящерицами. В саду был еще один гамак или шезлонг, где и расположилась тетушка Аграфена, а я устроился подле нее на траве. Ястреб, паривший высоко в небе над нами, казалось старался охватить своими крыльями весь видимый горизонт от края и до края.

Глава 7. Комета времени

Комета Галлея была небесным фейерверком, устроенным самим небом, так сказать. Благодаря солнечному затмению комету можно было увидеть на горизонте, что вызывало у всех большой ажиотаж, потому что мы живем в эпоху образования и прогресса, по словам прадеда Максима Максимовича, или потому что люди рады любой возможности задарма развлечься и повеселиться, по словам молодого человека Пикассо.