Истории надежды

На протяжении всего срока моей работы в департаменте социальной помощи больницы я ежедневно общалась с пациентами, их родственниками и друзьями. Как офис-менеджер я зачастую бывала первой, кого они видели в трагические и мучительные периоды своей жизни. По образованию я не являюсь социальным работником, однако мой босс называл меня специальным консультантом. Я испытываю благоговение перед профессией «социальный работник». Я много раз наблюдала, как они оказывали реальную помощь человеку, попавшему в тяжелейшую ситуацию. Смерть горячо любимого партнера, родителя, брата или сестры, дорогого друга. Но самый сильный след в моей душе оставляли потери новорожденных, которые, к сожалению, приходилось часто видеть. До конца своих дней я буду об этом помнить.

Я пишу об этой стороне своей жизни, потому что за всю двадцатилетнюю работу в больнице не проходило и недели без того, чтобы не соприкоснуться со смертью ребенка, будь то выкидыш, мертворожденный ребенок или умерший в течение месяца после рождения. Я начала данную главу рассуждениями о том, как нам следует прислушиваться к себе и ограждать себя от печалей других людей. Было много случаев, когда я не делала этого, и я бесконечно благодарна работникам больницы, которые помогли мне совладать с собственными чувствами, а в особенности своей начальнице, которая неустанно напоминала мне о моей роли в жизни этих семей: выслушивать, проявлять сочувствие и оказывать реальную помощь, пусть даже и небольшую.

Из моего участия в программе перинатальных потерь мне больше всего запомнились какие-то мелочи, в то время казавшиеся несущественными, но позже возымевшие большое влияние. Как я уже упоминала, раз в месяц больница организовывала памятную похоронную службу для младенцев, умерших за последние четыре недели. Я помогала в организации, договаривалась с капелланами, директорами похоронных бюро и кладбищем. Чаще всего я присутствовала на службе в первую среду месяца. Двенадцать раз в году на протяжении более чем двадцати лет складывается во внушительную цифру из первых сред месяца!

Персоналу, принимающему участие в этих службах, не становилось легче оттого, что он был знаком с церемонией, проходящей по средам в десять часов утра. Следующий месяц. Новые семьи. Иногда знакомые нам семьи, прощающиеся со вторым ребенком. Иногда родители были мне знакомы, чаще — нет. Зачастую я встречалась с родителями, приносившими в отделение одежду, знаки любви, игрушки, фотографии, которые они желали положить в гроб к ребенку. Я принимала эти вещи, заверив родителей, что мы обязательно оденем ребенка в эту одежду и положим с ним эти памятные вещи. Во многих случаях я делала это сама. Одевая ребенка, я разговаривала с ним, рассказывала, кто эти люди на фотографии, говорила, что его трехлетняя сестра нарисовала ему этот рисунок и что этот цветок сорвала мама в саду в то утро. Я читала письмо, написанное бабушкой, в котором она рассказывала про их семью, откуда он родом и как его будут любить и помнить.

Из всех сувениров и подарков, которые мне довелось класть в детский гроб, выделяется один, напоминающий о том, как недавно мой пятилетний внук показал мне свои первые стеклянные шарики, попросив поиграть с ним.

Передо мной стоят скорбящие мать и отец, и мать вручает мне несколько предметов, объясняя, почему она хочет положить их к ребенку. Маленькая связанная ею кофточка чересчур велика для недоношенного младенца, но это первая вещь, которую мать сделала для ожидаемого первенца, и она хочет, чтобы вещичка была с ним. Рядом с опущенной головой стоит муж женщины, ему мучительно слышать, как женщина, всхлипывая, объясняет значение каждой вещички. Он опускает руку в карман, и я слышу щелканье. Жена заливается слезами, он обнимает ее и, оглядываясь через плечо, вынимает руку из кармана и смотрит на меня: в его руке два стеклянных шарика.

— Это первые шарики, подаренные мне отцом. У меня в детстве их было много, некоторые потерял, другие выиграл, но эти два очень берег. Я хотел научить сына играть в шарики. Выберите, пожалуйста, один и дайте моему сыну. А второй останется у меня.

Я протянула руку за шариком, а мужчина на миг сжал пальцы в кулак и закрыл глаза, потом открыл их и позволил мне выбрать шарик. Я выбрала голубой, оставив ему желтый, — сама не знаю почему.

Два года спустя этот отец вновь появился в моем офисе — в одной руке желтый стеклянный шарик, в другой — мобильник, на лице — широкая улыбка. Он пришел показать фотоснимки новорожденной дочери — она только что родилась. Когда у жены начались роды, он принес этот шарик с собой в больницу. Он сказал мне, что я выбрала правильный шарик, посчитав, что желтый больше подходит новорожденной девочке.