Моя коллега спросила, что больше всего удручало меня при общении с Лале. Я ответила не задумываясь, так как в точности знала, что это такое. Самое большое беспокойство вызывало у меня то настроение, в котором я возвращалась домой после визита к Лале. Одно дело впитывать страдания и печаль, не относящиеся непосредственно ко мне, и совсем другое — сохранять «хорошую мину» перед близкими, не имеющими понятия о моих чувствах, поскольку я «защищала» их, или так мне казалось, от страданий Лале. Я стала закрытой и замкнутой, что было для них непривычно. Я эгоистично не позволяла им помочь мне пройти через этот период, утешить меня и разделить с ними эмоциональную травму, говоря себе, что защищаю их. По сути дела, это было продолжением моего опыта работы в больнице, где я каждый день была свидетелем трагедий и переживаний, но не делилась впечатлениями со своими близкими. До меня не доходило, что это был особый случай: мои близкие лично знали Лале и чувствовали себя участниками его истории, как и я. В то же время они не были знакомы с людьми, которых я ежедневно видела на службе, и я подходила к службе профессионально, что позволяло мне владеть ситуацией. В случае с Лале я платила невероятно высокую цену за то, что не отделила эти два очень разных случая один от другого.
Итак, как же я это сделала? Лале жил на первом этаже многоквартирного дома, выходящего на улицу. Для меня всегда находилось место для парковки около здания. Каждый раз, как я уходила от него, Лале любил шутить, что он проводит меня до машины. Поцеловав его на прощание у входной двери, я спускалась по лестнице и шла по тропинке к дороге, а он с собаками выходил на балкон, откуда махал мне и говорил, чтобы я ехала осторожно. Я всегда воспринимала эти слова как иронию, учитывая то, что лишь однажды позволила ему отвезти меня куда-то, после чего заявила, что хочу еще пожить и с этого момента только я буду за рулем. Отъезжая, я видела, что он продолжает махать с балкона. Он так и не узнал, что с того дня я отъезжала на двести метров к маленькой боковой улочке, парковала машину и сидела, погрузившись в свои мысли или просто пытаясь очистить голову, отделить Лале от своей семьи. Я называла это концентрацией. Иногда я ставила диск и, закрыв глаза, уходила в себя. Это был саундтрек к моему любимому фильму «Из Африки». Я всегда чувствовала тот момент, когда можно включить зажигание и поехать домой к семье, вновь стать женой и матерью, что было для меня очень важно. Столь же важно было и то, что я снова могла с нетерпением ждать возвращения к Лале и его песикам.
Как я уже писала, в те моменты, когда необходимо было сосредоточиться, когда рассказ Лале грозил поглотить нас обоих, я просто опускала руку на голову одной из собак. И я снова возвращалась в эту прелестную опрятную комнату к красивому старику, своему другу. Я научилась определять, когда пора остановиться и перейти к более спокойной теме. И тогда я пыталась заставить его рассказать какой-нибудь позитивный эпизод из послевоенной жизни, а по дороге домой обдумывала все это. Я старалась не представлять себе, что ужасные вещи, о которых он рассказывал, могут случиться со мной или с моими близкими. Я всегда представляла себе, как они происходили с другими, с ним, с Г итой и Силкой, но с совершенно другим Лале, а не с тем мужчиной, которого я знала. Я думала об этом с позиций создаваемой мной истории, вновь и вновь повторяя себе, что Лале, Гита и Силка выжили, наладили свою жизнь, нашли счастье после войны. Их жизненные истории завершились вне Холокоста, и я рассказала именно их истории, а не историю того ужасного времени.
Итак, я открылась своим близким, объяснила им, что Лале делился со мной такими ужасающими подробностями своего выживания, о которых ему было мучительно говорить. Мы договорились, что я расскажу им несколько эпизодов, которые выберу сама. Им довольно было знать и того, что я даю ему возможность открыться и рассказать о своем прошлом и что я в состоянии справиться с эмоциональным воздействием этих историй. Я свободно рассказывала им о нашем общении, иногда обходя стороной
содержание наших разговоров. Я также разговаривала со своими коллегами из госпиталя, которые всегда поддерживали меня и давали дельные советы. Если бы не они, мне пришлось бы прибегнуть к психологической консультации — зачастую важной составляющей при воздействии психологической травмы, переживаемой или компенсаторной.
Практические подсказки: как уменьшить вред от слушания
В качестве итога привожу некоторые основные моменты, которые необходимо учитывать, когда мы слушаем людей, перенесших психологические травмы.
• Осознавайте собственную реакцию. Помните, иногда разум говорит вам, что все в порядке, но вы замечаете, что дрожите, что у вас учащенное сердцебиение. Так ваше тело эмоционально отвечает за вас. Действуйте согласно этому.