Стихи:
«О государь, все существо твое — жизнь для всех,Победа, веселие [твои] — душа всех!Твоя особа да не будет для нас всецело бездействующею,Поистине, ты более почитаем, чем жизнь всех,О государь, все осведомлены о верности твоего раба,О верности, база которой во сто раз крепче [всякой другой]!Пока мы не обагрим мечей в крови врагов,Да будет воспрещено нам от начала до конца великое веселье!»Короче говоря, все махрамы удостоились высочайшего смотра. Абулкасим курчи, Аллабирды дастурханчи[258]
, Тагма-бек «хранитель печати», Фархад-бек «изготовитель табака» [для высочайшего потребления][259], Мухаммед Салах ясаул[260] [и прочие], все, явившись вооруженными, принесли государю приветствия.О ПРИБЫТИИ ВРАЖЕСКОГО ВОЙСКА ИЗ-ЗА РЕКИ [ЗАРАФШАН]
Когда прошло три дня этих предварительных мероприятий, в направлении Кермине, из-за той стороны реки [Зарафшан] показалась пыль, за которой появилось войско, [двигавшееся] подобно водному потоку. /89 б
/ Река Зарафшан была на середине его пути. [В это время года] была [столь многоводною] рекою, что волны ее достигали до высоты волн Хазарского моря девятого высшего неба, били в берега, а пузыри их превращали в ничто сталь мечей воинов.Стихи:
Что я увидел? Реку Нил, движущуюся, как колесо неба,Как у разгневанных людей от пены ярости расстроена ее чалма.Выступившая на губах всякого пришедшего в ярость пена,Подобна этой реке, превращающей в воду желчный пузырь земли.Водяные пузыри [бурлящей] реки от вечерней зари кажутся похожими на опьяненные глаза;Чернота ее волн похожа на локон гурии,При виде ее волнения [встает] образ опьяненного слона,У которого хобот превратился в крокодила.Когда оба войска, [разделенные такою бурною рекою], успокоились каждое на своей стороне, большинство отважных бойцов, вроде Абдуррахман бахадур алчина и других, переправившись через реку, стали вызывать неприятелей на бой, однако, те никак на это не отзывались, не имея никакого желания вступать в битву. Когда таким образом прошла неделя, Нияз хаджи катаган посоветовал /90 а
/ употребить такую хитрость: «Мы не можем, — [говорил он], — воевать с этим народом, который жизнь ценит меньше дорожной пыли ради преданности [своим интересам], а смерть считает лучше жизни. А посему придумаем другое и пойдем во след этой хитрости. План мой таков. Мы возьмем все свое войско и отсюда вступим в [бухарский] вилайет. Если бы город Гишты[261] и попал в руки [неприятелей], так как большая часть его населения вступала с ними в переговоры, то особой беды не будет. Мы вступим в селения [бухарских] туманов и волей-неволей бухарское войско и равный величием Джемшиду высокодостойный Абулфейз-хан, повернув назад, подобно семи планетам неба, направится по дороге в направлении сферы [всех] созвездий, г. Бухары, чтобы потом опять вернуться обратно. Разумеется, разъединение и расстройство в этом собрании лепестков единого целого бутона стало бы явным, потому что, когда роза разрывается на части, вторично связать ее нитями близости дело трудное. Во всяком случае, если нельзя, завернув ноги невозмутимости в подол серьезности, спокойно оставаться на этом месте, /90 б/ нам лучше отправиться отсюда и вступить в город Бухару». Поистине, обманщица-лиса придумала удивительные веши, она не знала, что великие люди сказали: «Роющий другому яму сам попадет в нее, став пленником собственного коварства». Точно так же сама всевышняя истина в отношении таких людей, которые строили козни святейшему пророку, изрекла следующее: «Они ухитрились великою хитростью[262], и [этот] раб [Аллаха] вследствие своей хитрости стал жертвою его гнева»[263].