История Англии

9. Поскольку Карл, признав свое поражение, был сдержан, то какое-то время могло показаться, будто установится спокойствие. Но даже самые мудрые находятся во власти событий. Все изменилось за несколько дней из-за лжи и тайны. Титус Оутс был бывшим англиканским священником и обратился в католицизм скорее ради корысти, нежели по убеждению. Он обладал низким, достойным презрения нравом и внушал ненависть к себе везде, где бы ни появлялся. Пожив у английских иезуитов в Сент-Омере и изгнанный ими, он вернулся в Англию без гроша за душой и в 1678 г. написал донос, в котором обвинил иезуитов в том, что они якобы организовали заговор, чтобы поджечь Сити, убить короля, заменить его братом Яковом, завоевать Англию с помощью голландцев и французов и восстановить католицизм. Этот донос он составил в двух экземплярах, один направил королю, другой — известному мировому судье сэру Эдмунду Берри Годфри. Чтобы представить себе, какой поднялся шум, надо вспомнить нервозность Лондона, Пороховой заговор, чуму, пожар и безумный ужас, который внушали иезуиты и папизм. У секретаря герцога Йоркского (будущего Якова II) был учинен обыск, в результате которого обнаружилась весьма компрометирующая переписка с отцом Лашезом, духовником Людовика XIV. Клеветнический донос раскрыл настоящую интригу. И тут второй театральный эффект: на дороге в окрестностях Лондона находят тело убитого Годфри. Кто его убил? Это остается тайной, но обывателям уже повсюду мерещатся вооруженные иезуиты. Даже женщины перестали выходить из дому без кинжала. Король, не веривший в заговор («Ну кто будет безумен настолько, чтобы убить меня? — говорил он своему брату. — Ведь это убийство поставит на мое место вас!»), был вынужден притвориться, будто напуган, и приказал удвоить охрану Уайтхолла. Напрасно несколько рассудительных умов ссылались на мерзкий нрав Титуса Оутса, на нелепость и бессмысленность этого преступления. Поскольку Годфри располагал всего лишь копией документа, который уже сполна произвел свое действие, вскоре и они, подвергнувшись настоящему шантажу со стороны общественного мнения, были вынуждены доказывать, что верят Оутсу, испугавшись, как бы их самих не приняли за папистов. Был развязан неслыханный террор.

10. С началом Реставрации в стране стали формироваться зародыши партий. Они родились из страстей гражданской войны. Англичане привыкли интересоваться государственными делами, и уже ничто не могло излечить их от этого. Одни, подобно былым кавалерам, были друзьями короля; противники окрестили их тори (Tories), то бишь ирландскими разбойниками, намекая, что они всего лишь замаскированные паписты. Но те подхватили это имя и отныне стали гордо его носить. Сами тори

окрестили врагов короля вигами. Whigs — было сокращением от

wigamores, так называли крестьян-пуритан с запада Шотландии. Виги

считались бунтарями: «первым вигом был сам дьявол, Шефтсбери — вторым», но этот бунт оставался аристократическим. Тори были связаны с земельной собственностью и с Англиканской церковью, виги — с диссидентами и лондонскими купцами. Когда в 1679 г. в первый раз за семнадцать лет король созвал выборщиков, новые партии придали этим выборам тот вид, который сегодня имеют всенародные референдумы с их митингами, шествиями, яростными речами. Эти методы были шумными, но, без сомнения, придавали политической жизни характер спектакля и игры, что было залогом долговременного успеха парламентского правления. «Мы играем, — сказал Галифакс, — бросая друг другу в голову вигов и тори, как дети перебрасываются снежками».

11. На выборах 1679 г. победили виги, взяв себе «платформой» (и при этом весьма кривя душой) ложь Оутса. После своего успеха они в качестве первого опыта попытались сформировать конституционное правительство. Тайный совет из 30 членов должен был служить посредником между королем и парламентом. Этим советом руководили Шефтсбери, сэр Уильям Темпл, лорды Рассел и Галифакс. Его самый известный акт — закон Habeas corpus (1679); отныне любой арестованный англичанин (только не за измену) мог жаловаться судье, который должен был дать стражам арестанта приказ доставить его в суд за время, не превышающее двадцати дней. Тюремщику, который отказывался это сделать, грозил огромный штраф; судье тоже. Этот закон делал затруднительными незаконные заключения под стражу. Никакая другая мера не отмечает яснее границу, разделяющую деспотическое правление от режимов, основанных на свободе.