История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре

Содержание апокрифических (или же второканонических) книг четко не определено: пусть в Римско-Католической Церкви ряд таких книг и стал частью канона, в восточных Православных Церквях их принято больше, а еще больше — в Эфиопии. Но в них представлены по меньшей мере такие книги:

Товит

Иудифь

Дополнения к Книге Есфири

Премудрость Соломона

Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова (Сирах, или «Екклесиастик»)

Варух

Послание Иеремии (Варух 6)

Дополнения к Книге Даниила

Молитва Азарии и Песнь трех отроков

Сусанна

Бел и Дракон

Первая книга Маккавейская

Вторая книга Маккавейская

Чем отличаются эти книги от тех, что присутствуют в еврейском каноне Священного Писания? Различие кроется не в содержании и не в качестве. Скажем, Книги Товита и Иудифи — это истории о еврейских героях и героинях, подобные Книге Есфири; Премудрость Соломона и Сирах — учительные книги, в чем-то напоминающие Книгу Притчей Соломоновых. В дополнениях к Книгам Есфири и Даниила божественное вмешательство в сюжет показано ярче, нежели в изначальных текстах. Различие в другом, и оно двойное. Во-первых, «апокрифические» книги появились сравнительно поздно по сравнению с книгами в еврейском каноне. Частично они совпадают по времени — в том смысле, что Книга Товита, возможно, лишь слегка древнее Книги Даниила; но, если в общем, это произведения эллинистического периода. Важнее то, что в древние времена эти книги были известны только на греческом, а не на иврите и не на арамейском. По крайней мере в некоторых случаях они явно сочинялись на иврите и арамейском: в наше время найдены фрагменты Книги Товита и большие части Книги Премудрости Иисуса, сына Сирахова, написанные на древнееврейском^{215}. Другие произведения, та же Книга Премудрости Соломона, уже изначально сочинялись на греческом, и это несомненно; возможно их создала еврейская община в Александрии, в Египте. Все апокрифические книги по происхождению своему еврейские, но, кажется, в качестве Священного Писания принимали их главным образом христиане. Этих книг нет в перечнях иудейских священных текстов, приводимых у Мелитона и Оригена во II–III веках. Мы видели, что в Мишне, созданной в начале III века, приводятся цитаты из всех книг, ныне присутствующих в еврейском каноне — и равно так же в ней нет ни одной цитаты из каких-либо апокрифов; нет подобных цитат и в Талмуде. Есть некоторые свидетельства того, что авторитетные раввины обсуждали Книгу Премудрости Иисуса, сына Сирахова, которую, должно быть, знали на иврите, но они сочли ее слишком «юной» для добавления в канон — и при этом они не знали, что Книга Екклесиаста, или Кохелет, возможно, столь же «юна»: раввины полагали, что она принадлежит Соломону^{216}. Больше нам никак не подтвердить того, что в иудаизме эти книги хоть когда-то считались частью Священного Писания.

И все же христиане в первые несколько веков, даже зная то, чего не знали иудеи, совершенно спокойно принимали те книги, которым в будущем предстояло получить имя апокрифов, и находили им применение. Некоторые полагали, что иудеи отвергали эти книги отчасти из (мнимого) желания исказить Ветхий Завет и убрать оттуда все пассажи, которые могли послужить во благо христианству. (Иустин Мученик ошибочно полагал, что из псалма 95 вычеркнули строки, упоминавшие о царствовании Божьем «от древа»). Только в V веке, во времена Иеронима и Августина, мы становимся свидетелями открытого обсуждения апокрифов. Иероним знал, что иудеи не приняли второканонические книги, и побуждал христиан последовать тому же примеру — хотя это и не помешало ему перевести книги на латынь, поскольку он считал их пусть и не священными, но прекрасно подходящими для нравственных наставлений. Августин привел в ответ иной аргумент: он сказал, что Церковь всегда пользовалась этими книгами, считала, что они божественно вдохновлены, и ей надлежит поступать так и в дальнейшем: пусть иудеи хранят свои обычаи, а Церковь это ни к чему не обязывает^{217}. Победа осталась за Августином, и только в эпоху Реформации на первый план снова вышел довод о том, что в канон следует принимать только книги, дошедшие из древних времен на иврите, причем лишь те, которые отнесены к священным самими иудеями^{218}. (Интересно, что бы сказали деятели Реформации, узнай они о вновь найденной на иврите Книге Премудрости Иисуса, сына Сирахова — но об этом можно только гадать.)^{219}