Читаем История эмоций полностью

Наряду с этим универсалистским лейтмотивом книга полна примеров, которые, как представляется, свидетельствуют скорее в пользу антиуниверсалистской, релятивистской точки зрения и указывают на то, что Дарвин действовал как эмпирик, индуктивно: он собрал весь материал, который только мог, и потом описал то, что собрал. Часто кажется, что он застрял на этой первой, описательной ступени, а на следующую – ступень обобщения – едва поднялся, и что в изложенных в начале книги законах он не далеко ушел по пути генерализации. Эмпирические примеры покрывают очень широкий спектр, включая наблюдения за поведением детей, умственно отсталых, стариков, людей из неевропейских культур, домашних животных и животных в дикой природе. Часть этих наблюдений Дарвин проводил сам (в том числе наблюдая за собственными детьми и домашними питомцами), часть сведений взял из описаний животных, сделанных другими зоологами, часть – из рассказов директора психиатрической больницы, часть – из результатов анализа 36 анкет, в которых колониальные чиновники и миссионеры описали то, что бросилось им в глаза при наблюдении за людьми других культур. Через запятую с этими данными Дарвин приводит цитаты из античных авторов, из Библии и Шекспира, а также описания произведений изобразительного искусства, при полном отсутствии рефлексии относительно разницы между столь гетерогенными «источниками».

О том, что Дарвин скорее может быть зачислен в сторонники культурного релятивизма, нежели универсализма, говорит в особенности пример из Новой Зеландии: Дарвин подчеркивает, «что там женщины произвольно могут проливать слезы в изобилии», хотя плач, как мы видим на примере детей, «представляется первичным и естественным выражением всякого рода страдания, идет ли речь о физической боли, приближающейся к острым мучениям, или о душевном горе»[642]

. Против тезиса, что слезы всегда и везде являются выражением страдания, Дарвин приводит и еще один аргумент: он отмечает, что у обитателей Сандвичевых островов, «по словам [Луи де] Фрейсине, слезы считаются признаком счастья»[643]. И еще одно предложение, которое звучит довольно похоже: «М-р [Роберт] Суинго сообщает мне, что он часто видел, как китайцы, испытывающие глубокое горе, разражались истерическими приступами смеха»[644]
. И наконец, говоря о поцелуях, Дарвин отмечает:

Мы, европейцы, так привыкли к поцелуям как к знаку привязанности, что могли бы думать о поцелуе как о врожденном качестве всего человеческого рода: однако это не верно. […] Джемми Баттон, уроженец Огненной Земли, говорил мне, что этот обычай неизвестен в его стране. Точно так же он неизвестен у новозеландцев, таитян, папуасов, австралийцев, сомалийцев в Африке и эскимосов[645].

Таким образом, мы констатируем: эти примеры различий между культурами в выражении эмоций замалчивались не Дарвином, а его интерпретацией, исходящей от Экмана.

Здесь нет возможности выносить вердикт о том, сколько ламаркизма и сколько «классической» эволюционной теории Дарвина содержится в книге «О выражении эмоций у человека и животных». Даже учебник психологии, процитированный в начале данного раздела, констатирует, что ясности в этом вопросе нет:

Возможно, Вы полагаете, что, по мнению Дарвина, эмоции выполняют некие функции, важные для нашего выживания. Многие психологи и биологи думают, что Дарвин говорил именно это. На самом деле он этого не говорил[646]

.

В настоящее время нет никаких признаков скорого прекращения огня на поле битвы, которым стала книга «О выражении эмоций у человека и животных». Наоборот: совсем недавно Даниэль М. Гросс (*1965), литературовед и специалист по риторике, опубликовал статью под программным названием «Книга Чарльза Дарвина „О выражении эмоций у человека и животных“ (1872) и ее значение в защите гуманитарных наук», где утверждает, что Дарвин – теоретик, чьи мыслительные операции как нельзя более тонки и характерны именно для гуманитарных наук[647]. По словам Гросса, дарвиновская концепция эмоций «охватывает способ выражения эмоций, повод и социальную ситуацию»[648].

В отличие от Экмана, который объяснял расходящиеся толкования выражений лиц на фотографиях Дюшена влиянием различий в «правилах отображения», Дарвин, как подчеркивает Гросс, честно сообщает о разнице результатов, наблюдаемых в ситуациях, когда фотографии демонстрировались с пояснениями и без. По собственным словам Дарвина,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука
Дворцовые перевороты
Дворцовые перевороты

Людей во все времена привлекали жгучие тайны и загадочные истории, да и наши современники, как известно, отдают предпочтение детективам и триллерам. Данное издание "Дворцовые перевороты" может удовлетворить не только любителей истории, но и людей, отдающих предпочтение вышеупомянутым жанрам, так как оно повествует о самых загадочных происшествиях из прошлого, которые повлияли на ход истории и судьбы целых народов и государств. Так, несомненный интерес у читателя вызовет история убийства императора Павла I, в которой есть все: и загадочные предсказания, и заговор в его ближайшем окружении и даже семье, и неожиданный отказ Павла от сопротивления. Расскажет книга и о самой одиозной фигуре в истории Англии – короле Ричарде III, который, вероятно, стал жертвой "черного пиара", существовавшего уже в средневековье. А также не оставит без внимания загадочный Восток: читатель узнает немало интересного из истории Поднебесной империи, как именовали свое государство китайцы.

Мария Павловна Згурская

Культурология / История / Образование и наука