Идея, что перед нами фрагменты христианской теологии и философии, дошедшие до нас окольными и новыми путями и встретившиеся нам в новом обличье и в неожиданном месте, гораздо более убедительна, нежели теория секуляризации, основанная на представлении о линейном, постепенном процессе исчезновения христианского мышления[662]
. Кроме того, концепция перенаправления и переоценки идей отчасти объясняет, почему в 1860–1880‐е годы в разных странах ученые, исследовавшие эмоции, – Дарвин и целый ряд других, о которых мы еще будем вести речь, – так усердно работали над тем, чтобы отделить эмоции от воли или намерения[663]. Возникавшая в то время новая наука психология переживала процесс самоутверждения и самолегитимации, в ходе которого должна была принципиально отделить себя от других конкурирующих наук, особенно от теологии, а также от «антинауки» – христианской космологии. В течение этого процесса отграничения христианские идеологемы то и дело всплывали на поверхность, как это произошло, например, в книге Дарвина «О выражении эмоций…», согласно интерпретации Диксона. Данный факт показывает, насколько сильным было еще подспудное влияние давней традиции христианского представления о чувствах. Другая причина, приведшая к тому, что именно в этот период на исходе XIX столетия состоялось отделение эмоций от воли и интенции, связана с редукционистской эпистемологией и практикой лабораторных исследований в экспериментальной психологии[664]. Схемы психологических экспериментов, изобретенные в ту эпоху, практически не позволяют измерять, как именно люди и животные чувствуют то, что они чувствуют, и как люди оценивают, перерабатывают и контролируют свои чувства. Процесс, впрочем, был обоюдный: эпистемология обуславливала экспериментальную практику и наоборот; эксперименты по изучению эмоций обуславливали концепции эмоций и наоборот.Примерно в то же время представители новой науки психологии выработали физиологическую концепцию эмоций, не связанную с волей и интенциями и позволявшую изучать эмоции как на людях, так и на животных. Интересно, что эта новая эпистемологическая модель стала господствующей в международном масштабе в рамках научного сообщества, соединенного плотной сетью связей между членами, которые проходили друг у друга практику, встречались на конгрессах, посылали друг другу оттиски своих статей, переписывались и направляли друг к другу своих аспирантов. Эту обширность и плотность сети международных связей и невозможность точного указания момента, когда эмоции были отделены от интенций, необходимо подчеркнуть потому, что часто это отделение связывают с одним (или максимум двумя – об этом чуть ниже) конкретным психологом – Уильямом Джемсом (1842–1910). В 1884 году Джеймс написал статью «Что такое эмоция?», которая наряду с книгой Дарвина «О выражении эмоций…» стала, пожалуй, наиболее читаемым текстом по психологии эмоций. Там сказано: