История Европы. Том 2. Средневековая Европа

Близкий к нему испанский героический эпос «Песнь о моем Сиде» дает более широкую картину, на фоне которой разворачиваются не только подвиги, но вся жизнь героя. Он дошел, как и «Песнь о Роланде» в большом количестве версий, которые позволяют «выстроить» весь путь Сида — кастильского рыцаря, героя Реконкисты, начиная с юности. Сид не безрассуден, он не только воин, но и мудрый государственный деятель, пекущийся о благе отечества, готовый пожертвовать для него личными интересами. Широкое распространение в Испании получили короткие лироэпические поэмы, которые исполняли певцы хуглары.

Во французском и испанском эпосе очень сильны патриотические мотивы, что позволяет провести определенные аналогии между ними и русским «Словом о полку Игореве». Патриотический долг идеализированных героев оказывается превыше всего. Реальная военно-политическая ситуация приобретает в эпических сказаниях масштабы события вселенского размаха и через такую гиперболизацию происходит утверждение идеалов, которые подчас перерастают рамки своей эпохи, становятся человеческими ценностями «на все времена».

Героический эпос Германии — «Песнь о Нибелунгах» значительно более мифологизирован. В нем мы тоже встречаемся с героями, имеющими исторические прототипы, в частности Этцелем (Аттилой), Дитрихом Бернским (Теодорихом Великим), бургундским королем Гунтером и др., но и в ней изображение событий дается «крупным планом». Историческая основа романтизирована и опоэтизирована. Главный герой эпоса — принц Зигфрид, который помогает Гунтеру в сватовстве к богатырской деве Брунхильде. Под видом Гунтера он побеждает ее в воинском поединке и в любви. Когда через много лет тайна открывается, Зигфрид становится жертвой мести Брунхильды, а обретенный им клад Нибелунгов скрывается под водами Рейна. Вдова Зигфрида Кримхильда, через много лет ставшая супругой короля Этцеля, обрушивает свою месть на Гунтера и его воинов, а затем и сама погибает ужасной смертью. В немецком эпосе сильны сказочные мотивы, многие элементы сближают его с рыцарским романом.

Связанный с определенным типом историзма, героический эпос средневековья был средством ритуально-символического осмысления действительности, что характерно как для Запада, так и для Востока. В этом проявилась определенная типологическая близость средневековых культур разных регионов мира. Героический эпос в XII—XIII вв. соседствовал с рыцарским романическом эпосом, основу которого он составлял, а затем был и потеснен им.

Светские устремления, антиаскетические настроения нашли яркое воплощение в рыцарской культуре. Своими корнями она, с одной стороны, уходит в глубины самосознания варварских народов с их культом вождя, личной верности и военной доблести, а с другой — в развитую христианством концепцию служения. Сначала служение понималось как преимущественно религиозное, но позднее приобрело намного более широкое значение и распространилось также на область чисто светских отношений, вплоть до служения даме сердца.

Кодекс рыцарства требовал от человека многих достоинств, ибо рыцарь — это тот, кто «благородно поступает и ведет благородный образ жизни». «Идеальный рыцарь» Тристан был прежде всего доблестным воином, великолепно владевшим всеми видами оружия. Он прекрасный охотник, знаток повадок зверя и дичи, сведущ в свойствах трав. Тристан великолепно образован, «в совершенстве овладел семью главными искусствами и многими языками», он «знаменитый музыкант», как сообщает автор норвежского варианта «Романа о Тристане и Изольде». Вдобавок он еще и поэт, искусен в шахматной игре, его манеры безукоризненны. Тристана отличают верность в дружбе и любви, великодушие к врагам, щедрость. Удаль его часто переходит в безрассудство. Расчет, понятие личной выгоды совершенно чужды Тристану. Он все время живет в мире сильных страстей, открыто выражает свои чувства, его внутренний мир чрезвычайно эмоционально насыщен. И что особенно важно, Тристан находится в непрестанном действии, ему чужда леность души. Жажда подвигов, пожалуй, у Тристана становится более могучей, чем даже страсть к Изольде.

Конечно, в реальной жизни рыцари были, как правило, весьма далеки от подобного идеала. Значительная часть была невежественной, грубой, по существу неграмотной. Но максимальные требования к рыцарю сформировались в высокий этический кодекс, который в идеале сплачивал рыцарство. Лучшие черты рыцарского эпоса вошли в мировую культуру.