Ленин формулирует необходимость слома старой государственной машины и замены её не демократической республикой, а Советами рабочих депутатов. К этому же выводу пришёл Сталин, выступивший в марте 1917 года в «Правде» с требованием повсеместного объединения Советов и создания Центрального Совета рабочих и солдатских депутатов. Ленин и Сталин так же, как и Маркс, не сочиняли форм новой власти, а изучали, «как сами революции «открывают»… её, как само рабочее движение подходит к этой задаче, как практика начинает решать её»[740]
.Перед самым Октябрьским восстанием гениальный руководитель революции пишет брошюру: «Удержат ли большевики государственную власть?» В ней Владимир Ильич с исключительной смелостью и простотой намечает и разрешает те практические вопросы, с которыми встретится победившая революция. Особое место в этом конкретном плане Ленин уделяет одной «из самых серьёзных, самых трудных задач, стоящих перед победоносным пролетариатом», — отношению к государству.
«Под государственным аппаратом, — писал Ленин, — разумеется прежде всего постоянная армия, полиция и чиновничество… А Маркс учил, на основании опыта Парижской Коммуны, что пролетариат не может просто овладеть готовой государственной машиной и пустить её в ход для своих целей, что пролетариат должен разбить эту машину и заменить её новой… Эта новая государственная машина была создана Парижской Коммуной, и того же типа «государственным аппаратом» являются русские Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов»[741]
.Ленин учил не только тому, что сделает пролетариат с буржуазным аппаратом власти, но и как он поступит с теми учреждениями, которые не выполняют угнетательских функций.
«Кроме преимущественно «угнетательского» аппарата постоянной армии, полиции, чиновничества, — писал Ленин, — есть в современном государстве аппарат, связанный особенно тесно с банками и синдикатами, аппарат, который выполняет массу работы учётно-регистрационной, если позволительно так выразиться. Этого аппарата разбивать нельзя и не надо. Его надо вырвать из подчинения капиталистам, от него надо отрезать, отсечь, отрубить капиталистов с их ниши влияния, его надо подчинить пролетарским Советам, его надо сделать более широким, более всеобъемлющим, более всенародным»[742]
.Под таким аппаратом Ленин имел в виду банки, почту, телеграф, потребительские союзы. Но и этот аппарат можно использовать, только разгромив буржуазное государство, только «отрезав, отрубив» капиталистов. Мало того, Ленин прямо подчёркивал, что и в самом неугнетательском аппарате пролетариату придётся столкнуться с сопротивлением высших служащих.
«А с высшими служащими, которых очень немного, но которые тянут к капиталистам, — писал Ленин, — придётся поступить, как с капиталистами, «по строгости». Они, как и капиталисты, окажут сопротивление. Это сопротивление надо будет сломить…»[743]
.Саботаж чиновников затруднял использование отдельных частей старого сломанного аппарата. Но вместе с тем сопротивление чиновников ускоряло сроки окончательного слома старой машины и создания новой. В борьбе с саботажем создавался новый государственный аппарат, выраставший из Советов.
Советское правительство, составленное решением II съезда Советов, немедленно приступило к работе. Однако новые комиссариаты были без аппарата. Они не имели даже помещений. Народные комиссары расположились в Смольном. В комнатах Смольного появились небольшие столики с надписями: «Народный комиссариат…» Большевики, назначенные комиссарами, утомлённые бессонными ночами восстания, немедленно приступали к работе.
Товарищ Менжинский 30 октября был назначен народным комиссаром финансов.
Для того чтобы немедленно выполнить постановление правительства, товарищ Менжинский с одним из товарищей принёс в комнату управления делами Совнаркома большой диван и укрепил над ним надпись: «Комиссариат финансов». Затем уставший от бессонных ночей товарищ Менжинский тут же улёгся спать.
Владимир Ильич прочитал надпись над спящим комиссаром и, смеясь, сказал: «очень хорошо, что комиссары начинают с того, что подкрепляются силами»[744]
.В эти дни после Октябрьской революции народные комиссары почти не появлялись в старых министерствах. Эсеры, меньшевики и кадеты расценивали этот факт как слабость большевиков.
«Никто их торжеству, — писал Демьянов, — всерьёз не верил, да и сами большевики не были уверены, что властью они завладели по-настоящему. Это сказывалось между прочим в том, что на ту отрасль правления, которая выражалась в государственной деятельности министерства, они в первое время почти совсем не обращали внимания»[745]
.