История греческой литературы Том II

"Возвратившись накануне вечером из потидейского лагеря, я, после долговременной отлучки, <весьма> спешил в обычные места собраний собеседников и, между прочим, зашел в Таврееву палестру, что против храма басилевса. Тут встретилось мне очень много незнакомых людей, а еще больше знакомых. Увидев меня неожиданно вошедшего, они тотчас, кто откуда, стали здороваться со мной издали; а Херефон, как человек пылкий, выскочив из толпы, подбежал ко мне и, схватив меня за руку, сказал: "Ах, Сократ, как это ты спасся от сражения? Ведь едва мы ушли, при Потидее произошла битва, и находящиеся здесь только сейчас узнали о ней... Здесь, продолжал он, говорят, что сражение было жаркое и что в нем пало много наших знакомых". "И справедливо говорят", — отвечал я. "Так ты участвовал в битве?" Участвовал. "А! Садись же рассказывай; потому что мы еще не все знаем".

...Когда же любопытство их было удовлетворено, тогда я со своей стороны спросил о новостях в городе, о философии, — в каком она теперь состоянии…"

("Хармид" 153).

Однако такая передача беседы от первого лица не всегда удобна. В диалогах кратких и касающихся одной и притом сравнительно простой темы, как "Хармид" (и "Лисис"), такой рассказ об обстоятельствах, вызвавших беседу, а также передача самой беседы носят характер вполне естественный; напротив, в таком длинном сочинении, как "Государство", передача беседы, продолжающейся в десяти книгах, конечно, выглядит надуманно и неестественно.

Пользование эпическим прологом не типично для Платона: огромное большинство диалогов написано в чисто драматической форме: в первых же словах намечается тема предстоящего разговора. Так начинается, например, "Малый Гиппий": "А ты-то что же молчишь, Сократ, тогда как Гиппий столь во многом себя показывает, и не берешься ни хвалить вместе с другими что-нибудь им сказанное, ни опровергать, если иное, кажется тебе, нехорошо сказано?" ("Малый Гиппий" 363). Уже в этом кратком противопоставлении Гиппия, который "столь во многом себя показывает", и молчащего Сократа намечена основная тема этого раннего диалога — Платон осуждает в нем мнимое всезнайство Гиппия, происходящее оттого, что он пользуется одними ходячими мнениями, не исследуя их.

Тем же литературным приемом Платон начинает и некоторые другие диалоги, например "Эвгифрон" и "Федон".

Драматизм диалогов первых двух циклов значительно снижается в диалогах третьего цикла, как "Филеб", "Софист", "Политик". После нескольких кратких вводных слов собеседники непосредственно переходят к основной философской теме.

Однако в этой серии диалогов введен новый прием. Диалог "Феэтет" начинается так: два друга, Эвклид и Терпсион, слушают чтение хранившейся у Эвклида рукописи, в которой Эвклидом записан ряд бесед; эти беседы много лет тому назад вел молодой Сократ с представителями элейской школы. Это освобождает Платона от необходимости вводить читателя в ситуацию каждого диалога отдельно. В последних произведениях Платона, в "Тимее", "Критии" и "Законах", значение диалога тоже невелико. Только в "Законах" Платон опять делает попытку придать диалогу более естественную форму — беседы между старцами, опытными в государственных делах; разговор ведется в медленном, поучительном тоне, соответствующем возрасту и характеру действующих лиц.

Наиболее сложна композиция "Пира". Некий Аполлодор рассказывает по просьбе друзей о пире у поэта Агафона, на котором он сам не был, так как был в то время ребенком, но о котором слышал подробный рассказ от Аристодема, присутствовавшего на этом пиру. В этот пересказываемый Аполлодором рассказ Аристодема включены речи пировавших и рассказ самого Сократа о его беседе с мудрой Диотимой. Таким образом, получается тройная передача, что, конечно, нарушает реалистический характер повествования, но дает более широкие возможности придать индивидуальный характер излагаемым речам. Все речи Павсания, Аристофана, Агафона и полупьяного Алкивиада написаны в разном стиле и дают живую характеристику этих лиц.