Читаем История греческой литературы Том II полностью

Одним из приемов убеждения у Платона, и вместе с тем литературным приемом, служит часто используемая им аналогия, причем по большей части именно аналогия приводит его к неверным выводам. Например, такой по существу неверной аналогией является постоянное сопоставление искусства врача, музыканта, гимнаста, рулевого или ремесел сапожника, горшечника и т. п. с политической деятельностью. Между тем этой аналогией Платон пользуется особенно охотно, чтобы унизить систему афинской демократии, допускавшей каждого свободного гражданина Афин к делам государственного управления.

Охотно пользуясь приемом аналогии, Платон часто использует как литературный прием и сравнения, которые непрерывно возникают в его уме, склонном создавать для всего зрительные образы.

Так, например, Сократ, сев рядом с молодым поэтом Агафоном в "Пире", говорит: "Прекрасно было бы, Агафон, если бы мудрость была такова, что из полнейшего текла бы в пустейшего, как вода в чашах течет через шерсть из более полной в более пустую; от тебя я наполнился бы обширною и прекрасною мудростью...". Или Сократ жалуется: "Своей обильной речью Фрасимах залил нам уши как банщик и после этого думал уйти" ("Государство" I, 344). Более серьезный характер носит, например, сравнение "стражей государства" с хорошими лакедемонскими щенками, которые защищают своих и бросаются на врагов ("Государство").

Злой иронией звучит сравнение софистов с рыночными торговцами в "Протагоре": "Только смотри, добрый друг мой, — говорит Сократ молодому Гиппократу, стремящемуся стать учеником Протагора, — чтобы софист, выхваляя свой товар, не обманул нас так же, как разносчик или рыночный торговец, торгующий съестными припасами. Привозя свой товар, купцы обыкновенно хвалят его, хотя сами не знают — полезен ли он или вреден... ("Протагор" 373).

Значительно реже пользуется Платон олицетворением. Наиболее известным олицетворением, многократно использовавшимся позднейшими ораторами (особенно Цицероном), является олицетворение афинских законов в "Критоне", которые якобы обращаются с длинной речью к Сократу, убеждая его не бежать из Афин, а, подчинившись приговору суда, спокойно принять казнь.

Наконец, очень значительным и важным для всей литературной манеры Платона является использование рассказов мифологического характера, которые представляют собой по существу не что иное, как разросшееся развитое сравнение.

Мифологические рассказы у Платона носят двоякий характер: иногда Платон использует действительно существовавший миф и вводит его в диалог, почти не изменяя, но лишь истолковывая в том направлении, в каком это нужно для преследуемой им цели. Таков, например, миф о загробном суде у Миноса, Радаманфа и Эака в "Горгии" ("Горгий" 523).

Миф об Эпиметее и Прометее Платон тоже дополняет и истолковывает в своих целях; по обычной версии мифа, Эпиметей поделил все свойства — быстроту, силу, ловкость — между животными, а людям не оставил ничего; Прометей похитил для людей огонь и тем самым искусства Афины и Гефеста. Платон же развивает этот миф далее, говоря: "люди, не имея политического искусства, обижали друг друга... Тогда Зевс приказал Гермесу низвести к людям стыд и правду" и приказал "дать их всем потому, что не бывать государствам, если будут иметь эти качества только некоторые люди, подобно тому, как разделены между людьми искусства. Не имеющий же стыда и правды должен быть убит, как зараза общества" ("Протагор" 322). Платон сам не замечает, что этот тезис о наличии чувства "стыда и правды у всех людей" противоречит его же собственной аналогии между искусством и политической деятельностью.

Имеются в диалогах Платона и мифы, нигде более не встречающиеся и, по видимому, полностью созданные им. Таковы: миф о рождении Эроса от Пороса и Пении (богатства и бедности), рассказанный в "Пире" Сократом; миф, рассказанный Аристофаном, о некогда существовавших шарообразных людях, которых за нечестие Зевс расколол надвое, и поэтому "каждый из нас всегда ищет другую свою половину". Миф о том, как нерожденные души выбирают себе свою земную судьбу, заканчивающий десятую книгу "Государства", может быть не сочинен самим Платоном, а представляет собой переработку египетского или пифагорейского учения о переселении душ.

Наиболее образным. мифом, приближающимся к чисто поэтическому произведению, является приведенный выше миф в "Федре" о полете души вслед за Зевсом в царство идей и о колеснице души, в которую впряжены два коня — благородный и дурной.

Большой интерес ученых вызывал также миф о загадочном государстве Атлантиде, рассказанный Платоном в "Критии"; он вызвал множество гипотез о том, имеет ли он под собой какую-либо реальную историческую почву, а также и множество подражаний в виде социальных утопий.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука