История греческой литературы Том II

Дошедшая до нас "Риторика" Аристотеля написана, вероятно, около 330 г. до н. э., во время последнего пребывания Аристотеля в Афинах, т, е. после "Поэтики". Мы знаем о существовании до Аристотеля руководств по искусству красноречия, и нам сохранен среди сочинений Аристотеля один ее учебник, составленный современником Аристотеля Анаксименом Лампсакским[169]

. Но, несмотря на ряд совпадений между "Риторикой" Анаксимена и "Риторикой" Аристотеля, это сочинение, по существу совершенно различные. В противоположность "Риторике" Анаксимена "Риторика" Аристотеля не учебник, а ученое рассуждение по теории красноречия. Оно распадается на три книги. Определяя риторику как вспомогательную дисциплину, тесно связанную с политикой, Аристотель устанавливает общие законы красноречия, независимые от содержания речи. Метод риторики Аристотеля заключается в распознавании в каждом отдельном случае доступных средств убеждения. Эти средства бывают двух родов: 1) стоящие "вне мастерства", как, например, показания свидетелей или документальные данные, и 2) доставленные самим мастерством риторики. Последние в свою очередь разделяются на три вида: а) логические (λογικαὶ πίστεις), т. е. посредством довода, б) нравственные (ήθικαί), когда говорящий убеждает слушателей в том. что он заслуживает доверия, ив) эмоциональные (παθητικαί), когда он воздействует на их эмоции. Книги I и II посвящены методу нахождения этих средств убеждения (εὕρεσις).

Книга III посвящена главным образом вопросу о стиле. Начинается она с замечаний о декламации (ύπόκρισις), рассматриваемой преимущественно с точки зрения управления голосом. Затем рассматривается способ речи, или словесное выражение (λέξις), и построение речи, ее план (τάξις).

"Риторика" Аристотеля определила тот путь, по которому пошло большинство позднейших специалистов вплоть до нашего времени, в частности в изложении вопроса о делении красноречия на судебное, совещательное и показательное, или изобразительное. В связи с вопросом о воздействии речи на слушателей, что является основной задачей риторики (см. III, I), Аристотель рассматривает и вопросы общей эстетики, что необходимо ему для более глубокой философской постановки проблемы красноречия, чем это делали его предшественники. Так, например, в главе IX, 1 он дает определение прекрасного [170]

и подробно разбирает это понятие. Рассматривает "Риторика" и целый ряд вопросов, касающихся поэтического творчества, которые не затронуты в нашем тексте "Поэтики", а потому это сочинение чрезвычайно важно для выяснения литературных теорий Аристотеля.

9. ЛИТЕРАТУРНЫЕ ТЕОРИИ АРИСТОТЕЛЯ

И все же основным источником для понимания литературных теорий великого греческого мыслителя остается его "Поэтика", несмотря на все несовершенство и неполноту дошедшего до нас ее текста.

Прежде всего надо уяснить, что разумеет Аристотель под словом "поэтика", которое обычно переводит "поэзия", "поэтическое искусство". Но это не стихотворство в нашем смысле слова, а литературное творчество[171], которое Аристотель вовсе не ограничивает "поэтическими" (в обычном понимании) произведениями: он противополагает не стихи и прозу, не стихотворцев и прозаиков, а поэзию и историю, поэтов и прозаиков (гл. IX, 1451a): "задача поэта, — указывает он, — говорить не о действительно случившемся, но о том, что могло бы случиться, то есть о возможном по вероятности или по необходимости. Ведь историк и поэт различаются не тем, что один пользуется размерами, а другой нет. Можно было бы переложить в стихи сочинения Геродота, и тем не менее они были бы историей, как с метром, так и без метра; но они различаются тем, что один говорит о действительно случившемся, а другой — о том, что могло бы случиться". Из этого Аристотель делает вывод, что "поэзия философичнее и серьезнее истории: поэзия говорит более об общем, а история — о единичном". К той же мысли о различии между историей и поэзией Аристотель возвращается в главе XXIII (1459 a), указывая, что эпическая поэзия (которую в контексте он называет "повествовательной" — διηγηματική) "не должна походить на обыкновенные истории, в которых неизбежно изображение не одного действия, но одного времени: все, что случилось в это время с одним или многими и что имеет между собою только случайное отношение".