В своем ответе Елена ни в какой мере не оправдывает такого высокого мнения об ее уме. Она проявляет странное любопытство, а не любовь к Парису, говоря:
Бегство Елены обосновано очень слабо. Правда, в этом месте включены стихи, сходные со стихами из "Одиссеи" [266]
о двух воротах, из которых вылетают правдивые и ложные сны, так что можно понять, что Елена действует бессознательно, как бы во власти наваждения. На это же, по-видимому, намекают в дальнейшем и слова Елены, которая является своей дочери Гермионе во сне и говорит:Бегство описано в нескольких стихах, и к нему непосредственно примыкает последний эпизод поэмы — плач дочери Елены, Гермионы, ищущей свою мать. Она обращается с жалобами к подругам, те пытаются ее успокоить, но Гермиона безутешна.
Проснувшись, Гермиона взывает к отцу, умоляя его вернуться с Крита. Парис с Еленой прибывают в Трою, и поэма кончается стихами:
Поэма Коллуфа по содержанию примыкает к киклической поэме "Киприи". Однако можно усомниться в том, что Коллуф, даже если он имел в своем распоряжении хотя бы части "Киприй", значительно их использовал. Ничего типичного для древних эпических поэм у Коллуфа нет. Вся трактовка мифа, образы Афродиты и Париса гораздо ближе к эллинистической поэзии, чем к эпосу: Афродиту сопровождают Эроты (большое число Эротов характерно для эллинистических произведений, как поэтических так и изобразительных, между тем как в эпосе Эрот вообще не играет роли). Как сцена, в которой Парис является типичным пастухом поздней буколики, так и речи Афродиты о прелестях любви и ее преимуществах перед доблестью характерны для эллинизма и его римских подражателей. Бегство Елены истолковано как "обман" со стороны Париса, сама же Елена названа в обращении Париса к ней "мудрой" (πινυτή). Не исключена возможность связи с идиллией XXVII Феокрита (считающейся неподлинной), которая начинается стихом: