История греческой литературы Том III

Почему безымянный поэт избрал для облечения в орфическую оболочку один из древнейших мифов Греции, о походе в страну Солнца на корабле Арго, который уже у Гомера называется "всеми воспеваемый", об этом сама поэма не говорит ничего, но можно сделать некоторые предположения. Поэма начинается с обращения к Аполлону, богу Солнца; солнечный характер Аэта, царя Колхиды, сына Гелиоса, и сестры его Кирки (Цирцеи) особо подчеркивается в поэме. Когда Аэт едет навстречу аргонавтам, он ослепляет их блеском своего вооружения, сверкающего, как солнце. Сияет ослепительными лучами Кирка, которая не соглашается впустить к себе на остров Медею, убившую брата, так как она недостаточно чиста, чтобы приблизиться к дочери Солнца. В самом начале поэт предупреждает, что он будет петь о том, о чем раньше не пел, когда, гонимый бичом Вакха и Аполлона, он возвещал о священных жертвах смертным людям и о немеркнущих празднествах посвященным. Хотя поэт говорит о биче Вакха и Аполлона, эту песнь о поездке в страну Солнца он, по-видимому, посвящает одному Аполлону. Если вспомнить, какую огромную роль играл в IV в. имен но этот культ, которому покровительствовал Юлиан[269], то можно предположить, что в этой поэме орфизм, имевший характер ночного культа (что в дальнейшем отражается на мистическом характере всей поэмы), до некоторой степени перестраивается, приобретая черты солнцепоклонения. Однако поход аргонавтов был уже с давних времен истолкован как неудачный и в известной степени греховный, так как он навлек несчастья на всех участников; чтобы освятить этот поход и очистить его участников, и привлекается Орфей. Об участии Орфея в походе упоминается уже у Пиндара [270], а в поэме Аполлония Родосского он своим пением успокаивает поссорившихся аргонавтов. Однако Орфей не играет там сколько-нибудь важной роли. Совершенно иное мы видим в рассматриваемой поэме.

В отличие от всех известных нам эпических поэм орфическая "Аргонавтика" написана в первом лице, в виде воспоминаний Орфея о походе, которые он пишет для Мусея — другого мифического певца. Участие Орфея в походе предназначено ему судьбой. Ясон является к нему в его пещеру во Фракии и говорит, что аргонавты не хотят ехать к варварским племенам без него; Орфею ехать не хочется, но он все же немедленно соглашается, видя в этом веление судьбы.

Что ты меня, Эсонид, завлекаешь, чтоб путь свой направилЯ, как сопутник желанный минийцев, к Колхидским пределам,Крепкой ладьей оснащенной проплыв по широкому морю?Много на море я бед потерпел и много печалей.

(98-101)И от пучины спасла, и от острой стрелы охранялаМатери милой рука и в мой дом возвратила обратно,

Здесь чтоб встретил я смерть по пришествии старости мрачной.Но не избегнешь того, что судьба нам в удел положила.Я повинуюсь велению Мойр. Ведь почтенья достойныДевы Мольбы, посланницы к нам милосердного Зевса.

(104-109)

Таким образом, от участия Орфея с самого начала зависит успех по-хода. В дальнейшем его роль становится все важнее. В решительный момент похищения золотого руна вождем всех оказывается не Ясон и даже не Медея, а Орфей: он приказывает идти с собой Ясону, Диоскурам и Мопсу, искусному в гадании. Он же заклинает змея, усыпляет и его и всю окружающую природу, призвав Сон, который успокаивает все под своими крыльями; Медея является пассивной наблюдательницей: "и изумилась Медея злосчастная, это увидев" (ст. 1019).

Перед концом похода Орфей опять играет решающую роль, так как только он может очистить минийцев от совершенного ими преступления — убийства Апсирта; после отъезда из Колхиды говорящий дуб, вправленный в корму "Арго", предсказывает им всем смерть; Кирка требует их очищения, и, таким образом, только Орфей, имеющий власть очистить их, может открыть им путь на родину; он же заглушает пение Сирен, которые, услышав его голос, роняют лиры и бросаются в море.