Благодаря указанным достижениям, а также прогрессу в области патологоанатомии один из древнейших видов преступности постепенно сходил на нет; но это отнюдь не означает, что люди перестали «травить» друг друга. В судах, конечно же, все еще разбираются дела подобного рода, но они становятся уже исключением. Настоящей диковинкой выглядит сегодня отчет о судебно-медицинской экспертизе, произведенной тремя знаменитыми токсикологами начала века — Бруарделем, Ожье и Пюше «Данные, полученные при вскрытии и химическом анализе трупа, в соответствии с нашим предположением, свидетельствуют о том, что покойная г-жа Р. скончалась от отравления в результате приема в пищу некоторого количества колхицина; однако мы не можем со всей уверенностью утверждать абсолютную истинность данного предположения».
Где мы сегодня еще встретим подобную осторожность в суждениях, свидетельствующую, разумеется, о недостаточной компетентности экспертов, но, наряду с этим, и об их интеллектуальной честности?
Итак, отравитель-профессионал мечтал о таком идеальном яде, который не оставлял бы после себя никаких следов, кроме безответного трупа и неразрешимой загадки. Эта лучезарная греза не давала покоя донье Каталине, страстной андалусийке с томными очами, дело которой разбиралось в севильском суде в 1837 году.
Испания в те времена переживала пору политических волнений, жертвой которых и стал молодой муж пылкой Каталины. По государственным соображениям его сослали в одну из отдаленных «пресидес» марокканского побережья. Эти крепости служили последним напоминанием об африканских завоеваниях кардинала Хименеса и, на самом деле, были обыкновенными тюрьмами, откуда почти никто не возвращался обратно.
Так что молодая жена по праву считала себя вдовицей при живом супруге. Кстати, этот последний на досуге баловался химией — деталь весьма немаловажная.
Нашей мнимой вдове едва исполнилось тридцать, и вскоре она положила глаз на одного идальго с благородным именем дон Педро де Бальбоа, который, в свою очередь, тоже подпал под ее чары. Что поделаешь, гетреник Педро, воспользовавшись отлучкой доньи Каталины, женился на своей кузине донье Ньевес, названной так из-за светлого цвета кожи[19]
. Бледность очень высоко ценилась в те времена и была молодой девушке особенно к лицу; к несчастью, все андалусийки были смуглянками.Вернувшись домой, Каталина тотчас же узнала, какое несчастье с ней приключилось. Не имея возможности поговорить с доном Педро с глазу на глаз, отвергнутая любовница послала ему записку, где сполна проявила свой неугомонный темперамент. «Подобно новому Пигмалиону, желаешь ты разогреть свою снежную статую, но берегись! Я могу и вправду ее заморозить! Я убью ее с помощью Девы Марии [?!], а потом убью себя. А пока, да хранит тебя Господь!»
После таких угроз и указания на столь высокие «инстанции» жениху и невесте оставалось только держать ухо востро. Бедняжки пребывали в растерянности. Как отнестись к внезапной жажде мести, что предпринять? Да что эта злодейка задумала, в конце концов?
Дни сменялись днями, вот и день свадьбы настал, а Каталина даже не пыталась выполнить свое обещание. Дон Педро и его молодая невеста вздохнули с облегчением: оказывается, грозная записка была написана сгоряча, в минутном порыве…
Короче говоря, когда свадебный кортеж направился в церковь, о своих страхах они и думать забыли. Впереди, конечно же, шла блистательная донья Ньевес, радостная и немножко взволнованная. Между тем на полдороге к толпе приблизились три девушки, которых невеста вроде бы узнала. Решительно направившись к новобрачной, они преподнесли ей громадный букет цветов. В такой день молодая андалусийка была готова ко всяким сюрпризам, а потому поблагодарила девушек нежной улыбкой и, склонившись над цветами, вдохнула одуряющий аромат. Из приличия донья несколько раз повторила указанную процедуру.
Никто не обратил внимания на то, что походка у невесты вскоре стала неуверенной и она даже начала спотыкаться. Еще три шага дались с невероятным трудом, и девушка внезапно повалилась на землю. Среди гостей поднялась паника: может быть, у бедняжки месячные? Новобрачную подняли на ноги, но так и не смогли привести в чувство. Вскоре ее лицо из белоснежного стало восковым, а сердце забилось все слабее и слабее и наконец остановилось совсем. В первую минуту лишь немногие сумели мысленно связать эту скоропостижную кончину с огромным букетом, который преподнесли невесте три юные андалусийки. Более того, девушки, стоявшие в стороне, даже не попытались улизнуть под шумок. Их отвезли к алькальду и допросили: оказалось, какая-то незнакомая женщина дала им цветы и велела подарить новобрачной, когда свадебное шествие направится в церковь.