Любопытство толкнуло Гумбольдта провести опыты над лягушками и птицами, которых путешественник протыкал отравленными стрелами. В результате этих экспериментов он пришел к выводу, что кураре действует на уровне кровеносно-сосудистой системы. Это было верное наблюдение, но с его помощью нельзя было объяснить, почему данный яд распространяется с такой быстротой только в крови. Хотя заключение, сделанное Гумбольдтом, и нельзя назвать лучшей частью его научного наследия, все же оно явилось первой серьезной попыткой истолковать принцип действия такого сильного яда, как кураре.
В своем научном рвении Гумбольдт дошел до того, что решил произвести эксперимент над самим собой. В течение некоторого времени (как долго, он не уточняет) ученый растирал в пальцах кусочек лианы из долины Пека. Стояла привычная для этих широт жаркая и влажная погода. Внезапно он почувствовал, что рука занемела
В другой раз, возвращаясь из Эсмеральды в Атурес, расположенный недалеко от Майпуресских порогов, он чуть было сам не стал жертвой кураре. Раздобыв яду, ученый положил его в какой-то сосуд и, вероятно, не очень плотно его прикрыл. Во всяком случае, влажность была настолько высокой, что кураре, отличающийся большой гигроскопичностью, разжижился и вытек в багаж путешественника. Прибыв на место, ученый решил постирать свое белье, что было скорее не проявлением любви к роскоши, а элементарным требованием дорожной гигиены. Запустив руку в носок, куда был помещен сосуд, он в ужасе наткнулся пальцами на что-то липкое…
Гумбольдт мгновенно осознал всю степень опасности. Он быстро выдернул руку из мешочка с ядом и стал старательно ее мыть. Надень Гумбольдт отравленный носок, и мы бы, возможно, так никогда ничего и не узнали о его путешествии и наблюдениях, которые он проделал в южной части Нового Света. Дело в том, что как раз в это время ноги у Гумбольдта были искусаны клещами, насекомыми наподобие блох, от которых ему никак не удавалось избавиться. Спустя некоторое время, в Майпуресе, расположенном на берегах Ориноко, Бонплан, намереваясь поохотиться на птиц и мелких обезьян, попросил одного индейца изготовить для него отравленные стрелы. Незадолго перед этим путешественник слегка поранил руку. По рассеянности он растер в пальцах небольшой комочек кураре. Внезапно у него закружилась голова, Бон-план упал на землю и пролежал в обмороке около получаса. К счастью, кураре оказался несильный и специально предназначался для охоты на мелких зверей, которых туземцы иногда ловили живьем.
На берегах Ориноко кураре используется повсеместно, отмечает Гумбольдт. Индейцы никогда не станут есть курицы, если предварительно не проткнут ее отравленной стрелой.
«Миссионеры утверждают даже, что если этого не сделать, мясо останется несъедобным. Преподобный отец Зеа, захворав, приказал каждое утро приносить ему в гамак стрелу, отравленную кураре, и живую курицу, которую собиралась съесть на завтрак его паства».
Если стрела попадала в ногу крупной птицы, пернатый друг умирал через пять минут; поросенок средней величины расставался с жизнью в течение четверти часа. «Некоторые путешественники приходили в ужас, видя, как индейцы убивают обезьян, игуан и даже больших рыб отравленными стрелами и затем без малейшего для себя вреда их поедают».
Гумбольдт знал о существовании смертельных ядов, которыми пользуется коренное население Африки и Азии; ему были известны и рвотный орешек, и боб св. Игнатия, или упас-анчар, приносящие смерть при попадании не только в кровь, но и в пищеварительный тракт. Правда, в последнем случае эти яды вызывают обильную рвоту, благодаря чему их жертва может иногда спастись. Смерть от кураре сравнительно менее мучительна: паралич наступает внезапно и не сопровождается сильными предсмертными судорогами.
Индейцы, раненые отравленными стрелами во время межплеменных войн, описывают симптомы, очень похожие на те, которые вызывает отравление змеиным ядом. «Раненый чувствует, как к голове приливает кровь, у него начинается головокружение, и, не в силах больше стоять на ногах, он садится на землю. Отравленного тошнит, его одолевают приступы повторной рвоты, а затем начинает мучить неутолимая жажда, и наконец тело вокруг раны немеет».
У индейцев, африканцев и азиатов изготовление и хранение ядов по большей части является прерогативой знахарей — «шарлатанов и лекарей» в одном лице. Точно таким же образом обстоит дело и с противоядиями. Наблюдательному Гумбольдту принадлежит честь открытия некоторых из них, в том числе лианы гуако, являющейся действенным средством против змеиных укусов.
Казалось бы, после Бонплана и Гумбольдта ничего существенно нового о кураре сказать было нельзя. Ан нет, в 1812 году англичанин Уотертон изъявил желание присутствовать на церемонии приготовления яда в Гайане. Во время этой процедуры, в корне отличающейся от той, что описана выше, потекли бы слюнки у самых лучших кулинаров древности и наших дней.