И только, когда формирование структуры завершилось, был установлен замковый камень. В 1876 году, по совету Дизраэли, королева изъявила британскому парламенту свое удовлетворение тем, что ее индийские подданные «счастливы под Моим правлением и покорны Моей власти». Настал подходящий момент, чтобы подновить «королевские титулы и звания». Титул, от которого Виктория позже отказалась, был императорским, а звание — Императрица Индии или, как предпочитали говорить индийские подданные, Кайсар-и-Хинд.
В январе 1877 года в огромном палаточном городке вокруг Хребта, где 12 лет назад индийские войска отбивали Дели, на Имперской ассамблее торжественно провозгласили основание империи. Среди 84 000 официально приглашенных были почти все из 63 правящих князей и 300 титулованных вождей и туземных аристократов. Лорд Литтон, председательствующий вице-король, чьи приготовления послужили прототипом для последующих придворных церемоний, с удовольствием зачитал список присутствующих. Здесь были князья Аркота и Танджура с дальнего юга, главные «талукдары Авадха», «алорские вожди Синда», сикхские сардары, раджпуты и маратхи, «полунезависимый вождь Амба», «арабы из Пешавара», «белуджские томмидуи из Дера Гкзи Хана», послы из Читра-ля и Лесина с высокого Гиндукуша, «которые явились в свите махараджи Кашмира и Джамму». Также в списке Литтона отыскалось несколько бывших князей, таких как внук Типу-султана, сын последнего набоба Авадха и «члены бывшей царской семьи из Дели».
«Присутствие этих потомков некогда великих правящих домов Индии придавало ассамблее вид римского триумфа. Британское понимание индийской истории воплотилось в создании «живого музея», где собраны союзники и враги за весь период завоевания Индии»{359}
.Отныне девизом стало сохранение. Борьба за привилегии и обособленность, в которой винят британское правление, преподносилась как имперская церемония. А поскольку британцы забросили свои планы по быстрой трансформации индийского общества, инициатива постепенно переходила к новой элите, образованной на английский манер и живущей в городах.
Глава 18
ПРОБУЖДЕНИЕ НАЦИИ
1880–1930 гг.
Сельская местность в Индии выглядит совсем не так, как в большинстве бывших экваториальных колоний. В частности, здесь нет бесконечных квадратных полей, характерного признака масштабной сельскохозяйственной экономики. Редко можно встретить гектары растрепанных бананов и взъерошенных кокосов, уходящие за горизонт ряды ананасов или унылые шеренги каучуковых деревьев. Исключение составляют только чайное царство в горах Ассама и Кералы и черноземы Декана, где миля за милей тянутся неприглядные плантации хлопчатника. Большая же часть сельской Индии напоминает лоскутное одеяло. Поля самой причудливой планировки примыкают вплотную друг к другу. Не слишком часто на них можно увидеть технику, а способы выращивания достались владельцам в наследство от колониальных времен.
Но могло выйти иначе. Белые поселенцы и дельцы ожидали, что развитие Индии пойдет по шаблонам, заданным реформами начала XIX века. Отчасти это произошло в отношении двух культур — опиумного мака и индигоферы красильной. Британские инвестиции в производство знаменитого китайского наркотика и синего красителя для различных европейских униформ привели к массовым посадкам этих культур, особенно в Бенгалии и Бихаре. Но Ост-Индская компания старательно мешала европейцам создавать свои поселения, так что горе-плантаторам оставалось только пересмотреть свои планы. В 1859–1861 годах, едва англичане порадовались, что уберегли Бенгалию от бед мятежа, который известен как Красная смута, на западе Бенгалии начались бунты ущемленных в правах плантаторов индиго, так называемая Синяя смута. Бунтовщики пользовались поддержкой калькуттской прессы и рассчитывали на симпатии властей, и это говорит о том, что плантаторы были по большей части англичанами. Но к 1861 году индиго как культуру из многих районов Бенгалии вытеснили{360}
. В других же регионах плантаторы подзадержались. В соседнем Бихаре прошло более полувека, прежде чем там появился недавно приехавший из Африки Мохандас Карамчанд Ганди.В 1861 году, в разгар Синей смуты, мистер Дж. У. Б. Мани, англичанин, рожденный в Калькутте и тоже занимавшийся индиго, вернулся из поездки по Голландской Ост-Индии. Согласно его книге, вызывающе озаглавленной «Ява, или Как управлять колонией», голландцы разработали новую систему, при которой часть земли и рабочей силы резервировалась для производства высококачественной продукции на экспорт. Эта продукция (в основном кофе и сахар) предлагалась правительству или его агентам в обмен на освобождение земель от налогов. Но местное население, похоже, мало интересовали права и привилегии. Людей занимала возможность разбогатеть, а система совершенно точно гарантировала дополнительный доход. Мани утверждал, что она способствует обращению денег и повышает платежеспособность страны{361}
.