По всей стране, от северо-западных границ до Восточной Бенгалии и Тамилнада, состоялись и другие походы. Некоторые имели своей целью крупные соляные заводы, где тысячи протестующих были избиты полицией и арестованы. Правительство, удивленное, что предметом яростных протестов стал такой пустяк, как налог на соль, вначале реагировало осторожно. Но активное гражданское неповиновение, поддержанное даже пассивными сторонниками несотрудничества, бросало открытый вызов закону. По мере того как движение распространялось, повсюду начинались споры, нужно ли платить арендную плату, подоходный налог, отдавать в залог землю и имущество. Многие этого не делали. К тому же движение совпало со всплеском активности террористов на таких окраинах, как Читтагонг и Пешавар. Менее чувствительным, зато более эффективным было массовое участие людей в мирных акциях, в пикетировании заводов, производивших алкоголь, в бойкотах-свадеша, в харталах торговых предприятий и сельских сатьяграхах (приправленных нарушением лесных границ). Позже Джавахарлал Неру оценил количество участников акций протеста 1930 года в 92 000 человек (по официальным данным — около 60 000). Среди задержанных оказывались и он, и Мотилал, и вся верхушка Конгресса, и даже Ганди. Комитеты Конгресса были объявлены незаконными, вышли специальные указы о цензуре прессы и запрете пикетов.
Однако кампания оказалась сравнительно недолгой. Она едва дотянула до 1931 года, и хотя в 1932–1934 годах возобновлялась, полной силы уже не набрала. Более того, если она была призвана «не столько ослабить администрацию, сколько усилить и объединить индийский народ, чтобы он мог влиять на политику»{388}
, успехи ее были невелики. В отличие от выступлений против законов Роулатта в 1919–1922 годах, протесты 1930–1931 годов не получили поддержки мусульман. Приправа оказалась не столь универсальной, как надеялся Ганди, и мусульмане предпочли соль правительства соли Конгресса. Фактически, Джинна и другие мусульманские лидеры оказались на стороне Лондона. Они, как и в случае реформ «Монтфорда», пожертвовали революцией ради нового витка дискуссий.Чтобы сгладить негативную реакцию на отчет Саймона, вице-король Ирвин заявил, что своей целью реформы «Монтфорда» ставили достижение статуса доминиона. Он предложил созвать конференцию, на которой будут представлены интересы всех партий. Причем предполагалось не ограничиваться обсуждением доклада Саймона. Фактически британцы надеялись отвести индийцам глаза, чтобы вместо волнений из-за мелких реформ они занялись обсуждением будущего статуса Индии, ее положением автономного государства и доминиона в составе Британской империи. Образно говоря, участникам конференции предлагалось обсуждать границы леса на карте и позабыть о живых деревьях.
Конгресс, имея более привлекательные ориентиры, отказался от участия. Там рассматривали статус доминиона как альтернативу пурна свараджу, полной независимости, и подозрительно относились ко всему, что было связано с конференцией. Первое заседание конференции состоялось, как выразился Ганди, словно «Гамлет» без принца. Но когда в 1931 году конференция собралась на второе заседание, Ганди посетило одно из его внезапных озарений. После личной беседы (уязвленный Уинстон Черчилль иронизировал над тем, что представитель короля снизошел до разговора с «полуголым факиром») Ганди и Ирвин подписали пакт об освобождении арестованных и других уступках. Теперь Ганди доверял Ирвину и с готовностью принял участие в конференции, которая возобновила заседания в конце 1931 года.
Уже на первом заседании были представлены различные мусульманские партии, включая Лигу, индуистские ревайвалисты из Махасабхи, сикхские и христианские общины, хариджаны, индийские англичане, многочисленные профессиональные группировки; присутствовала и внушительная делегация британских парламентариев. Даже без принца список был внушителен. А кроме того, принцы там были, да еще целая армия рыцарей: на конференцию явились представители многих индийских княжеств, большинство которых получили титулы от британской короны и носили свои, индийские, каковые сперва приравнивались к официальным, а потом стали их дополнять.
Крах идеи федерации
Хайдарабад, Джамму и Кашмир, Майсур, Траванкор, государства маратхов в центральной Индии, фалангу раджпутских государств в Раджастхане и целый архипелаг княжеств Гуджарата, Ориссы, Бенгалии. Ассама. Уттар-Прадеша и Пенджаба объединяло подчинение имперскому правительству. Подобно вассальным государствам прошлого, они представляли собой «общество царей», которое узаконил империализм и которое удовлетворяло его нуждам. Но все вместе они составляли более трети населения субконтинента и около половины его площади. Без них Индия стала бы побитым молью платком, готовым рассыпаться при малейшем прикосновении.