История инвестиционных стратегий. Как зарабатывались состояния во времена процветания и во времена испытаний

Огромная масса французского народа была основательно напугана социальным и экономическим хаосом. Пытаясь разобраться с обломками своей жизни, они были готовы признать дисциплину и даже некоторую потерю свободы в обмен на нормальную жизнь и порядок. Они поверили, что Гитлер и Германия олицетворяют порядок и стабильность, а кроме того, была перспектива успешного бизнеса в сотрудничестве со стремительно развивающейся немецкой экономикой. В конце концов, генерал Максим Вейган, командующий французской армией, в широко цитируемом высказывании сказал: «Англия свернет себе шею, как цыпленок». «Ах, – заметил Черчилль, цитируя это замечание в речи, произнесенной в декабре 1941 года в канадском парламенте, – …как цыпленок!» Затем сделал паузу для драматического эффекта, когда аудитория засмеялась: «Какая шея!» Толпа ревела!

Конечно, Германия была историческим врагом Франции, но казалось, что в обозримом будущем Германия будет доминировать в Европе. С другой стороны, сомнительно, что Англия вообще выживет, а уж тем более сможет освободить Европу. Во Франции в 1940 году шутили: «les Anglais? Видели англичан?» Смысл шутки заключался в том, что никто их не видел – англичане вернулись на свои корабли и уплыли в Англию. Что это за союзник?

Симона де Бовуар процитировала это остроумное высказывание в дневнике. Она также с восхищением отзывалась о немецких солдатах в красивой форме, которая соответствовала их прекрасным автомобилям. Она презрительно заметила, что англичане так торопились уехать, что оставили после себя массу всякой всячины – от сигарет до бензина. Поэтому французы имели основания спрашивать: был ли союз с Германией сотрудничеством или принятием реальности? В июле 1940 года Андрэ Жид, всегда циничный социальный обозреватель, заметил, что если господство Германии означает изобилие, 90 % всех французов примут его, причем 75 % – с улыбкой.

Нет ничего полезного в том, чтобы пересказывать гнусные политические махинации, которые сопутствовали перемирию и созданию Вишистской Франции во главе с маршалом Филиппом Петеном, престарелым героем Первой мировой войны, в качестве нового диктатора. В ходе долгих дебатов Пьер Лаваль, проницательный архитектор новой эры Виши и французский Муссолини, прямо заявил депутатам о новой реальности и предупредил, что старая система многопартийной, демократической формы правления закончилась.

«Мы собираемся уничтожить все, что было. Мы собираемся создать нечто совершенно иное. Либо вы примете это и присоединитесь к немецкой или итальянской конституции, либо Гитлер вам ее навяжет. Отныне будет только одна партия, партия всех французов. Сегодня мы расплачиваемся за фетиш, который приковал нас к демократии и привел нас к худшим эксцессам капитализма, в то время как Европа без нас формировала новый мир».

Маршал Петен был фигурой, вписанной в историю Франции. Родившийся в крестьянской семье, он всю жизнь провел в армии. «Герой Вердена», в 1917 году он восстановил дисциплину и боевой дух разгромленной французской армии, отказавшись от лобовых атак на пулеметы ради нескольких сотен ярдов грязи. Поэтому он был любим армией и народом, став национальной иконой. По общему мнению, он был неглупым человеком. Его военные книги были написаны младшими офицерами. Один из офицеров, полковник Шарль де Голль, отказался от «чести» писать для Петена, потому что презирал его. Однако в 1940 году, когда де Голль сформировал свою бригаду «Свободная Франция», к нему присоединились только 35 000 солдат.

Маршал был внушительной, величественной фигурой; прямой, как таран, с кустистыми седыми усами и отцовским взглядом. Хотя в 1940 году ему было почти 90 лет, он все еще был энергичен, бодр и развратен. Известно его высказывание: «Секс и еда – единственные вещи в жизни, которые действительно имеют значение». Кроме того, Петен обладал огромным самомнением. Он считал себя незаменимым и в июне 1940 года в радиообращении к французскому народу с помпой объявил, что «дарит себя Франции, чтобы облегчить ее несчастья». И это понравилось французскому народу, уставшему от пузатых политиков! Пол Джонсон позже писал: «Он быстро стал самым популярным французским лидером со времен Наполеона. К нему относились как к королевской особе. Женщины протягивали ему своих младенцев, чтобы он прикоснулся к ним».