Комиссары, с 24 февраля собравшиеся в Люзиньи для заключения перемирия, не переставали обсуждать границу, разделявшую воюющие армии. Отбывая, Наполеон предписал Флао продолжать переговоры и даже уступить в некоторых пунктах, лишь бы демаркационная линия включала Антверпен и Шамбери. Коленкур по-прежнему советовал Наполеону отказаться от части франкфуртских условий и просил выслать встречный проект, которого настоятельно требовали полномочные представители в Шатийоне. Наполеон продиктовал свой ответ. Коленкур должен был сказать, что в штаб-квартире работают над встречным проектом, но неудивительно, что при таком многообразии военных движений Император Французов, который является одновременно главой правительства и главнокомандующим, не успел еще завершить подобный труд. Тем временем Коленкуру следовало заявить, что представленный в Шатийоне проект никогда не будет принят, ибо является не мирным договором, а капитуляцией; что Франция во всеобщих интересах должна сохранить прежнее положение в Европе и для этого получить эквивалент территорий, приобретаемых Пруссией, Россией и Австрией – за счет Польши, Германией – за счет церковных земель, Австрией – за счет Венеции, Англией – за счет голландцев и Индии; что Франция должна простираться далеко за пределы 1790 года; что она никогда не согласится, чтобы судьба уступаемых ею государств решалась без ее участия. Так Наполеон указывал, на каких условиях предполагает вести переговоры, не объясняясь с определенностью относительно будущих границ, что намеревался сделать только после новых и решающих побед. Он рекомендовал Коленкуру дать понять, что император по-прежнему находится в Труа, собирает ресурсы и подготавливает встречный проект в ответ на шатийонский.
Покончив с делами, утром 27 февраля Наполеон скрытно отбыл из Труа, перешел через Об в Арси и, следуя по пятам за своими колоннами, прибыл на ночлег в Эрбис. На следующий день он продолжил движение через Сезанн на Ферте-Гоше и Ферте-су-Жуар. Как ни быстро он преодолевал расстояния, он не смог прибыть в Ферте-Гоше днем и провел ночь между Сезанном и Ферте-Гоше. Первого марта он заночевал в Жуаре, а ранним утром 2-го добрался до Ферте-су-Жуара.
Пока Наполеон двигался на Марну, Блюхер оценил, наконец, опасность своего положения, но не проявил, чтобы выйти из него, той быстроты, какую советовала простейшая осторожность. Прежде всего он захотел отделить себя от Наполеона Марной, перешел через нее в Ферте-су-Жуаре, которым владел после отступления Мармона и Мортье, разрушил мост и расположился перед Урком, дабы попытаться форсировать позицию маршалов, в то время как Наполеон, сдерживаемый Марной, будет вынужден смотреть на его действия. Это была величайшая неосмотрительность, ибо Марна могла остановить Наполеона не более чем на тридцать шесть часов, и если бы Блюхер задержался на берегах Урка в бесплодных атаках на маршалов, то подвергся бы опасности нападения с тыла и попал бы в настоящую западню между Марной и Эной. Так всё и произошло, и, в то время как Наполеон двигался на всей скорости, Блюхер терял время в напрасных атаках на линию Урка. Он попытался передвинуть за канал корпус Клейста, но Мармон и Мортье, бросившись на Клейста, вынудили его уйти обратно за реку, нанеся значительные потери. В то время как маршалы удерживали свою позицию, Жозеф все-таки отправил им подкрепления, состоявшие из 7 тысяч пехотинцев и 1500 конников. Маршалы присоединили эти войска 1 марта, а 2-го, увидев приближающегося Наполеона, приготовились действовать согласно его приказам.
Блюхер, разместившийся за Марной и перед Урком, который не мог форсировать, оказался зажатым между оборонявшими канал маршалами и готовившимся перейти через Марну Наполеоном. У него были все причины поспешить, ибо опасность с каждой минутой нарастала. Тем не менее он упорствовал и потерял целый день 2 марта на прощупывание линии Урка, пытаясь выяснить, не сумеет ли одолеть маршалов прямо на глазах Наполеона. Наконец, утром 3 марта, столкнувшись с доблестным сопротивлением во всех пунктах, Блюхер принял решение сняться с лагеря, приблизиться к Эне и соединиться с Бюловым, подходившим от Суассона, и с Винцингероде, подходившим от Реймса. Но ему предстояло оставаться между Марной, через которую вскоре должен был перейти Наполеон, и Эной, ибо ближайший мост через нее находился в Суассоне, которым владели мы. К тому же местность между Марной и Эной была заболочена и стала почти непроходимой из-за внезапной оттепели. Собственная неосторожность и глубокие расчеты противника сделали положение Блюхера крайне опасным.