История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 1

что таково мнение людей сведущих, чье содействие ныне необходимо. Ему будут присвоены правомочия представителя Людовика XVIII, жалованными грамотами которого он обладает; эти грамоты будут представлены Сенату, который, опираясь на них, пожалует принцу титул генерального наместника, при условии, разумеется, присяги новой Конституции.

Витроль под впечатлением чувств, воодушевлявших старую роялистскую партию, возмутился и против трехцветной кокарды, поскольку эмблемой неотчуждаемого, по его мнению, права старой монархии было белое знамя, и против притязания Сената пожаловать графу д’Артуа королевскую власть, а превыше всего – против идеи навязать законному государю Конституцию.

Дабы убедить Витроля, что лучше всего поскорее отправляться с этими условиями, ему устроили у императора Александра аудиенцию. Во время этой аудиенции Витроль с надменностью победившей партии потребовал прежнего цвета знамени и полной свободы королю Франции. Император, оставив присущую ему мягкость, отвечал, что монархи-союзники не для того перешли через Рейн с четырьмястами тысячами человек, чтобы сделать Францию рабой эмиграции; что они следуют мнению Сената, ныне единственно принятой и допустимой власти, и не отплатят ему неблагодарностью; что только власть Сената может придать всему, что будет сделано, законный характер; что сила, взломавшая врата Парижа, еще здесь, и это сила всей Европы, и следует ей покориться, а главное, не заставлять ее жалеть о том, что она выступила за Бурбонов.

Витроль и хотел бы возразить, да не мог, и пустился в путь с условиями временного правительства, решив уклониться в дальнейшем от их исполнения.

Самой насущной мерой, которую следовало принять без промедления, стало составление Конституции. Важно было поспешить, во-первых, чтобы сделать окончательным низложение Наполеона, объявив Бурбонов его преемниками, во-вторых, чтобы связать самих Бурбонов при их возвращении и подчинить их принципам 1789 года.

Двоякая идея вернуть Бурбонов и в то же время навязать им разумные законы, распространенная Талейраном, проникла во все умы. По первоначальному плану проект Конституции должно было выработать само временное правительство. Дабы выполнить эту задачу, министры захотели привлечь себе в помощь самых просвещенных и доверенных членов Сената и собрали их вокруг себя. При первых словах, произнесенных по этому важному предмету, возникли самые противоречивые идеи, все те, что в 1791 году владели умами и влекли их в разные стороны. Ведь политическое просвещение Франции, прерывавшееся поочередно Террором и Империей, в некотором роде приостановилось и замерло на идеях Учредительного собрания, хотя и умеренных временем. Тогда Талейран, ненавидевший диспуты, решил предоставить действовать самим сенаторам, рекомендовав им три вещи: поспешить, связать Бурбонов и, чтобы лучше связать, учредить в новой Конституции Сенат в качестве верхней палаты реставрированной монархии. Так он старался и удовлетворить Сенат, в котором нуждался, и сделать его препятствием для эмиграции. Дав этот совет, Талейран отстранился, и из членов временного правительства в деле остался только аббат Монтескью, упорный и надменный спорщик, весьма желавший знать, какие условия навяжут Бурбонам.

Между сенаторами, на которых было возложено составление Конституции, и этим человеком велись бурные дискуссии. И вот чего они касались. Прежде всего Сенат хотел, чтобы Людовик XVIII считался свободно

призванным нацией и был облечен королевской властью только после принесения присяги новой Конституции. Принца призывали, несомненно, по причине его королевского происхождения, наследственность которого тем самым признавали, но намеревались призвать его свободно и при условии, в силу права нации на самоопределение. Таким образом Сенат стремился примирить два права: право старой королевской власти и право нации, принимая их оба и связывая взаимным соглашением.