Нетрудно догадаться, какие чувства возбудила новость о приближении Наполеона в различных классах населения. Дворяне разразились гневными воплями и бросились к властям, побуждая их исполнить свой долг и угрожая им всей своей яростью. Однако, несмотря на весь крик и суету, серьезных средств сопротивления они предложить не могли. В их распоряжении имелось только одно средство. Они надеялись предоставить нескольких верных людей, которые сделают первые выстрелы, что было единственным способом втянуть в игру войска. Таких людей обещали найти, но это вызывало сомнения, и роялисты сами сомневались в успехе своего начинания. Буржуазия встревожилась и разделилась, ибо если она и осуждала политический курс Бурбонов, то ясно предвидела и опасности, связанные с их падением. Что до народа, с которым смешалось множество офицеров на половинном жалованье, он трепетал от радости и вовсе не скрывал своих чаяний и надежд. Чиновники прятали свои истинные чувства, но в глубине души желали успеха Наполеону, надеясь избавиться от утомительного лицемерия в отношении Бурбонов, унизительного и не вселявшего притом уверенности в сохранность должностей. Настроенное таким образом население не представляло значительного ресурса. Власти могли надеяться только на линейные войска, преданность которых также вызывала величайшие сомнения.
Конец дня 5 марта и первая половина 6-го прошли в горячих волнениях, в быстрой смене надежд и страхов, поминутно превращавшей радость одних в предмет горьких страданий других. Офицеры на половинном жалованье, чье влияние стало определяющим, старались приблизиться к войскам и вступить с ними в сообщение. Офицеры были растеряны и молчаливы, а солдаты не скрывали радости и припрятывали в кивера трехцветные кокарды. Генералы, понимавшие опасность подобных сношений, пытались их избежать и держали солдат в казармах или под ружьем, но им удалось только возбудить в войсках недовольство, не помешав общению, происходившему благодаря полному родству чувств.
В понедельник 6 марта пришли известия от генерала Мутона-Дюверне. Быстро продвигаясь по дороге в Гап, генерал встретил путешественника, которого приказал остановить. Это был доктор Эмери, отправленный в Гренобль Наполеоном. Генерал расспросил его, и тот заявил, что ничего не знает, отбыл с острова Эльба несколькими месяцами ранее и спокойно возвращается на родину в Гренобль. Обманутый этими словами, Мутон-Дюверне пропустил Эмери и двинулся дальше. Вскоре он узнал, что Наполеон накануне заночевал в Гапе и уже двигается на Корп. Времени его остановить не оставалось, и генералу пришлось вернуться в Гренобль. В дороге он спохватился и приказал догнать и арестовать Эмери. Но доктор уже успел добраться до Гренобля, где спрятался у друзей, которым и поручил распространить прокламации Наполеона и весть о его приближении.
Когда в Гренобле узнали, что Наполеона уже невозможно остановить в ущельях и что вечером он будет в Корпе, а назавтра, возможно, в Гренобле, волнение удвоилось. Роялисты осаждали власти, упрекая их в бездействии, но сами делали не больше. Нашли еще одно место, где можно было остановить Наполеона, взорвав мост. Это был мост Пон-О через речушку Бон, впадающую в Драк и пересекающую дорогу из Гапа. Говорили, что если взорвать мост, Наполеону придется уйти в горы или спуститься на равнину, то есть на берег Роны, где войска, собранные в Лионе, обязательно его уничтожат. Гражданские и военные власти так настаивали, что префект и генерал приняли решение послать к мосту две роты, артиллерийскую и инженерную, и батальон 5-го линейного, на который полагались из-за его дисциплинированности.
Поскольку колонна выступила вечером, известия от нее могли подоспеть лишь на следующий день, и их с нетерпением ожидали. Седьмого марта прибыли 11-й и 7-й линейные из Шамбери и 4-й гусарский из Вьена. В то же время активно трудились над вооружением крепости, вытаскивая пушки из арсенала и втаскивая их на стены. Роялисты возлагали большие надежды на 7-й пехотный из Шамбери, состоявший под началом полковника Лабедуайера, молодого блестящего офицера, принимавшего участие в самых сложных кампаниях Империи. Он принадлежал к старинному дворянскому роду, через жену был связан с семьей Дама, пользовался покровительством двора и казался преданным ему.