История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2

Он решил остановиться не на постоялом дворе, как в Гренобле, а во дворце архиепископства, который был его семейным дворцом. Представители гражданских, судебных и военных властей поспешили к императору с заверениями в верности и поздравлениями. Перед теми и другими он произносил речи, которые уже вел в Гренобле, но теперь говорил языком чуть более официальным. Он сказал, что пришел спасти принципы и интересы Революции, поставленные под удар эмигрантами, вернуть Франции ее славу, не возвращая ей, однако, войну, которой надеется избежать; заверил, что примет договора, подписанные с Европой, и будет жить с ней в мире, лишь бы она не думала вмешиваться в дела Франции; что учтет произошедшие перемены и предоставит Франции всю свободу, какой она достойна; что безраздельная власть была необходима, когда у него были обширные завоевательные планы, но для управления миролюбивой и счастливой Францией ему будет достаточно власти, разумно ограниченной; что он скоро прибудет в Париж и поспешит созвать нацию, чтобы сообща с ней изменить конституцию Империи и приспособить ее к новому положению вещей.

По завершении приемов и торжественных речей его первой заботой в Лионе, как и в Гренобле, было продолжение движения на Париж. Он решил поступить так, как уже делал: удержать при себе сопровождавшие его войска, дабы предоставить им недолгий отдых, и выдвинуть вперед войска, только что перешедшие на его сторону и еще не уставшие. Он предполагал последовать за ними с приведенными из Гренобля войсками, которые после однодневного отдыха смогут продолжать путь. Вместе с гарнизоном Лиона Наполеон располагал теперь примерно 12 тысячами человек и артиллерийским парком, который должен был пополниться при прохождении через Осон. Сомнительно было, что Бурбоны успеют собрать подобные силы, а главное, смогут заставить их сражаться. Однако, прежде чем направлять на Париж дивизию Брайера, сдавшую ему Лион, Наполеон пожелал предварительно встретиться с ней и приказал провести на следующее утро смотр Национальной гвардии и войск. На следующий день, 11 марта, он провел на площади Бель-кур смотр солдат с острова Эльба, из Гренобля, Лиона и лионской гвардии. Химерическая надежда иметь во главе правительства великого человека, преданного делу Революции, из здравомыслия и по необходимости принимавшего мир и принципы разумной свободы, и соединить в нем гений, славу и народное происхождение, без войны и без деспотизма, соблазняла воображение людей и вернула Наполеону сердца лионцев, отвернувшихся от него тремя годами ранее. Он с достоинством обошел строй дивизии, как генерал, умевший говорить с солдатами, поблагодарил ее и побудил немедленно выдвигаться, дабы завоевать новые полки и новые города.

Вернувшись во дворец, Наполеон без промедления предался хлопотам об администрации. Внезапно появился молодой Флёри, вернувшийся из Неаполя, и пал к его ногам, хмельной от радости из-за того, что Наполеон так чудесно ушел от всех опасностей на море и на суше. Наполеон встретил его с доброй улыбкой и тотчас прикрепил к своему кабинету. Затем он выбрал для города префекта. Как мы помним, в Гренобле Наполеон был недоволен стремительным отъездом Фурье, но вскоре, успокоенный его объяснениями, просил ему передать, чтобы тот присоединился к войскам в Лионе, и Фурье, неспособный предать падавшую власть, но также неспособный возмущаться властью поднимавшейся, поспешил явиться. Наполеон великолепно его встретил и, найдя уместным и даже пикантным сделать префектом Лиона префекта, пытавшегося воспретить ему вход в Гренобль, отдал ему префектуру Роны.

К административным актам Наполеон добавил и другие, более важные. По прибытии в Лион он счел себя уже завладевшим верховной властью и решил воспользоваться ею, чтобы нанести удар прямо в сердце властям, которые ему противились. Он провозгласил роспуск обеих палат Людовика XVIII, приведя против каждой из них доводы, наиболее способные сделать их непопулярными. Палату пэров он обвинил в том, что она составлена из бывших сенаторов Империи, вступивших в сговор с победившим неприятелем, и эмигрантов, вернувшихся вслед за врагом. Он напомнил, что срок полномочий палаты депутатов истек по крайней мере для двух третей ее членов, а также о том, что она тоже вступала в сообщение с неприятелем и приняла скандальное решение, предоставив королю, под предлогом уплаты долгов, сумму в 30 миллионов, предназначенную для оплаты двадцати лет гражданской войны.