История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2

Он заставил себя ждать и когда, следуя повторным настояниям маршала, прибыл, то был встречен с почтением и выслушан с жадным любопытством. В кратких, но экспрессивных выражениях Наполеон изложил суть событий и рассказал, как великие надежды на победу столь стремительно сменились жестокой действительностью ужасного разгрома. Затем он заверил министров, что еще остались ресурсы и он сумеет найти и применить их; что как солдат, знающий свое дело, он может сделать еще многое, что он не обескуражен и не сломлен, но ему нужна поддержка, а не сопротивление палат; что при сплоченности есть большая вероятность спасения, но при разобщенности спасение невозможно. Наполеон сказал, что сейчас предстоит решить, какого поведения придерживаться в отношении палат, чтобы добиться необходимого единства, от которого теперь зависит спасение государства. Такой взгляд на вещи не встретил возражений. Наполеон предоставил всем желающим возможность высказаться, но никто не торопился излагать свое мнение, за исключением преданных людей, тревожившихся о положении больше, чем о самих себе. Первым в таковом качестве мог высказаться Коленкур, но его душу переполняло отчаяние, и он впал в апатию, из которой уже не выходил в продолжение всех печальных событий.

Превосходный Карно, взволнованный до слез и считавший, что все чувствуют то же, что он, заявил, что нужно создать, как в 1793 году, революционную диктатуру и вручить ее не комитету, а Наполеону, ставшему в его глазах олицетворением Революции. В своем усердии ради общественного блага и в доверии к Наполеону, которое он полагал всеми разделяемым, Карно предположил, что палаты будут думать, действовать и высказывать те же мнения, что и он, и сказал, что нужно пойти туда и потребовать диктатуры для императора.

Даву, не любивший ассамблеи, его мнения не разделял. Он сказал, что палаты будут только стеснять и парализовать правительство, что от них нужно спешно избавиться, отсрочив сессии или вовсе распустив; что такое право предоставлено монарху Дополнительным актом

и нужно суметь им воспользоваться, дабы собрать средства для сражения и победы над неприятелем. Люсьен (принцы присутствовали на совете) энергично поддержал маршала. Он вернулся к брату после 20 марта и будто хотел вознаградить его своим нынешним усердием за былую оппозицию. Непокорность, выказанная им некогда, теперь служила ему, а то, что он никогда не носил короны, стало в глазах многих заслугой. Исполненный воспоминаний о 18 брюмера и склонный обойтись без палат, Люсьен высказался подобно Даву, но поддержки не встретил. Большинство в собраниях всегда расположено к умеренным решениям. И теперь большинство хоть и допускало необходимость своего рода диктатуры, но, казалось, полагало, что ее следует требовать в палатах, которые, вероятно, ее предоставят, и в любом случае следует попытаться.

Адмирал Декре, проницательный пессимист, сказал, что всё это чистые иллюзии, что палаты еще потерпели бы победившего Наполеона, но взбунтуются против Наполеона побежденного, что от них не получат того, чего попросят, а брать без спроса было бы весьма опасно. Не проронивший до сих пор ни слова Фуше, молчание которого могло сделаться уличающим, сказал какие-то слова, только чтобы что-то сказать, засвидетельствовал в отношении несчастий Наполеона скорбь, которой вовсе не чувствовал, а в отношении палат – доверие, которого вовсе не испытывал. Желая как-то согласовать свою тайную роль с ролью явной, он добавил, что следует остерегаться задевать палаты и давать им понять, что намерены обойтись без них, что подобные действия их возмутят, а, напротив, умело поведя дело, от них можно будет добиться необходимых ресурсов для спасения династии и страны.

Реньо де Сен-Жан д’Анжели, чистосердечно поверивший одурачившему его Фуше, счел долгом преданности зайти дальше всех присутствующих. Заявив о привязанности к Наполеону, доказывать которую ему не было нужды, он заговорил о состоянии палат и, в частности, об умонастроениях в палате представителей. По его словам, она всецело прониклась роковым убеждением, что державы коалиции ополчились только на Наполеона, а по удалении Наполеона остановятся и согласятся на короля Римского под регентством Марии Луизы. Реньо добавил, что это убеждение завоевало наилучшие умы, самые нерасположенные к Бурбонам, и что никакая мера, этому убеждению не отвечающая, не будет иметь шансов на успех. Невозможно было яснее указать, что единственным средством выйти из затруднения считается отречение Наполеона и попытка, пожертвовав им, спасти трон его сына и положение тех, кто связан с его фортуной.