Чтобы действовать наверняка, он начал с самого знаменательного демарша. Витроль после ареста в Тулузе оставался в заточении в Венсенне, ибо Наполеон, не желая его расстреливать (вопреки заявлениям Фуше, приписывавшего себе заслугу его спасения), сохранял Витроля в качестве заложника, чтобы найти ему применение впоследствии. Так, сам того не подозревая, Наполеон приготовил для интриг Фуше мощное средство. Тот приказал немедленно выпустить из Венсенна и привести к нему Витроля, объявил ему, что он свободен, рекомендовал не показываться и быть готовым к выполнению миссий, какие ему поручат. Освобождение Витроля было одновременно заслугой перед Бурбонами и весьма ловким способом вступить с ними в сношения.
Об этом демарше Фуше, естественно, не сказал никому и показал себя с совершенно другой стороны всем тем, с кем предполагал трудиться над новой революцией. Для начала следовало избавиться от Наполеона, которого он не переставал бояться, особенно в судорогах агонии, могущей оказаться бурной; и хотя дело шло к низложению побежденного, с теми, кого он хотел подвести к провозглашению низложения, всё еще требовалось соблюдать осторожность. Едва покинув собрание министров у Жерома, Фуше поспешил привлечь к себе членов обеих палат и потратил день 20-го и ночь на 21 июня на срочные встречи.
Фуше открывался собеседникам не в одинаковой степени. С теми, кто входил в обычный круг его доверенных лиц, он был более откровенен, нежели с остальными, но опасения относительно того, на что способен Наполеон по возвращении в Париж, выказывал всем. «Он возвратится как одержимый, будет предлагать вам чрезвычайные меры и требовать все ресурсы нации, чтобы распорядиться ими самым отчаянным образом, – говорил он. – В прошлом году Наполеон был готов уничтожить Париж;
можете себе представить, что он задумает теперь, когда ему приходится выбирать между смертью и тесным узилищем; и будьте уверены, если вы не проголосуете за то, чего он потребует, он распустит палаты, чтобы получить в свое распоряжение всю полноту власти». Угроза роспуска палат была средством, которое Фуше использовал с первых дней их созыва и уже успел ощутить его действенность. Ведь представители, облеченные властью всего три недели назад и, по мере того как слабело влияние Наполеона, начинавшие чувствовать себя хозяевами страны, трепетали при мысли, что их отправят по домам, а Франция останется во власти безумца, который в прошлом году готов был взорвать пороховые склады Гренеля, а теперь наверняка решится на большее. Мысль о возможности роспуска должна была заставить палаты утратить хладнокровие, ибо Фуше преподносил ее как бесповоротно утвердившуюся в голове Наполеона. Ему верили, ибо кто, как не он, мог знать замыслы императора. Но одного предупреждения о решении было недостаточно, следовало найти средство его предотвратить, а это было нелегко, ибо право роспуска палат или отсрочивания их заседаний предоставлял монарху
Фуше выказывал полнейшее пренебрежение в отношении этого документа и не казался ничуть им стесненным. По его мнению, останавливаться перед ничего не стоившей конституцией, с которой Наполеон совершенно не считается и которую без зазрения совести нарушит, как только того потребуют его интересы, было бы необычайной слабостью. Палатам надлежит выпустить декрет и объявить, что в опасных обстоятельствах, в которых очутилась Франция, они не потерпят ни отсрочки, ни роспуска. По словам Фуше, это не будет посягательством на корону, хоть и ограничит одну из ее прерогатив, но сдержит Наполеона, если он попытается злоупотребить императорской властью. К подобным рассуждениям Фуше добавлял множество полуоткровений, имевших целью внушить, что у него имеются секретные связи с европейскими дворами; что последние не имеют предубеждения в отношении Франции, а только в отношении Наполеона, и потому после его удаления можно питать надежду на спасение свободы, территориальной целостности и достоинства Франции. А значит, речь идет не о низложении Наполеона, а только о том, чтобы помешать ему совершить безрассудные действия, ибо в конце концов нельзя же оставить судьбы Франции на милость одержимого, который предпочтет скорее погубить ее вместе с собой, нежели спасти, принеся себя в жертву.
Все примкнули к мнению Фуше, а он обещал представителям, с которыми имел возможность повидаться, сообщать о планах Наполеона. Он ухитрился пробудить подозрения и в Лафайете, передав ему, что Наполеон потерял армию и вскоре прибудет, чтобы сформировать новую; что его первой заботой станет избавление от палат; что этого следует ожидать, быть начеку и сохранять, наперекор ему, спасительное влияние на судьбы страны. Этого было довольно, чтобы возбудить недоверие, усердие и предприимчивую отвагу Лафайета.