История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2

Лаон был в ту минуту местом встречи нашей армии и армии неприятеля, которая ее преследовала. После двух дней беспорядочного отступления наши солдаты, прослышав о воссоединении в Лаоне, стали туда стекаться. Маршал Сульт сливал одни полки с другими, когда такого слияния требовал их чрезмерно сократившийся действующий состав. Поскольку удалось спасти артиллерийские упряжки, он взял пушки в Ла-Фере и в конце концов вернул нормальную военную организацию тридцати тысячам солдат, ускользнувшим из Ватерлоо и только и желавшим отомстить за свое поражение новыми проявлениями преданности.

Тем временем Груши, которого поначалу считали погибшим, скрылся от неприятеля благодаря счастливому случаю. Получив утром 19 июня роковое известие, в которое ему так трудно было поверить, генерал отступил на Намюр, в направлении, указанном ему офицером, которого прислал Наполеон. Груши двинулся в этом направлении кратчайшим путем через Мон-Сен-Гибер и Тийи, приказав Вандаму двигаться в том же направлении через Вавр и Жамблу. Дивизии Груши прошли через Намюр 20 июня, получив от бельгийцев свидетельства самого горячего интереса. Дивизия Теста, двигавшаяся последней, выдержала в Намюре блестящий бой и целой и невредимой присоединилась к армейскому корпусу дорогой через Динан, Рокруа и Ретель.

Таким образом, в Лаоне, помимо войск, возвратившихся из Ватерлоо, оказалась и часть корпусов Груши, а спустя день-другой там должно было собраться уже не менее шестидесяти с лишним тысяч человек, снабженных новым снаряжением и готовых к отчаянным сражениям под водительством Наполеона. Но внезапно разнесшееся известие об отречении возмутило их и повергло в замешательство. По своему обыкновению, солдаты увидели в этом известии следствие предательства и стали говорить, что им более нечего делать под знаменами, поскольку единственный человек, который может вести их на неприятеля, бесчестно свергнут с трона изменниками. Узнав о подобных настроениях, исполнительная комиссия отправила к ним двух представителей, чтобы напомнить, что после удаления Наполеона им следует служить кое-чему более священному, а именно Франции. Одним из представителей был храбрый Мутон-Дюверне, которому, как Нею и Лабедуайеру, назначалось сделаться жертвой печальных страстей того времени.

Пока между границей и Парижем происходили эти события, в самом Париже, где с тревогой ожидали развязки необычайного кризиса, волнение нарастало. Вокруг Наполеона, остававшегося после отречения в Елисейском дворце, постепенно образовывалась пустота. Он утешался только посещениями верных друзей, таких как Маре, Савари и Лавалетт, и выражениями чувств федератов и военных, по-прежнему толпившихся на улице Мариньи и при виде его разражавшихся неистовыми криками «Да здравствует Император!».

Фуше нанес Наполеону последний визит. Наполеон принял его холодно и вежливо и сказал: «Приготовьтесь сражаться, ибо неприятель не желает того, чего хотите вы; он согласится только на Бурбонов, и если вы их отвергнете, ждите жестокого сражения под стенами Парижа». Фуше почтительно согласился с этими словами и затем удалился из дворца, где всё было упреком его поведению; надменность Наполеона, хоть и не сопровождалась упреками, приводила Фуше в замешательство. Ему больше нравился дворец Тюильри, где хозяином был он сам и где без помех мог властвовать над слабовольным Кинеттом, наивным Карно, неопытным Гренье и расстроенным Коленкуром. Его коллеги предполагали, что Фуше непримирим в отношении Бурбонов как цареубийца, содержавшийся до 20 марта под стражей, и предоставляли ему действовать, всецело положившись на его энергию, опыт и возможности. Он же, в то время как армия отступала на Париж, комиссары отправились к союзническим государям, а ассамблея считала полезным и почтенным обсуждать новую конституцию, тратил время на то, чтобы обернуть к своей выгоде развязку этой печальной комедии.