История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2

Тогда взял слово великодушный и неосторожный Лабедуайер. «Здесь есть люди, – сказал он, – еще недавно валявшиеся в ногах Наполеона удачливого, а ныне отшатнувшиеся от Наполеона, которого постигла неудача. Пусть делают что хотят, а мы исполним свой долг. Наполеон отрекся в пользу сына: если его сын не будет провозглашен, отречение станет недействительным, и он его отзовет. Пусть он возьмет свой меч, и мы все умрем рядом с ним! Изменники, его оставившие, наверняка оставят его вновь, завяжут интриги с заграницей, как уже делали. И некоторых из них я вижу на этих скамьях…» При этих словах, которые доказывали, что храбрый молодой человек уже не владеет собой, его прервал ужасающий шум. Лабедуайера заставили замолчать; несколько друзей подбежали к нему, пытаясь удержать, но не смогли успокоить. Дискуссия продолжалась в беспорядке и окончилась безрезультатно для тех, кто хотел немедленного провозглашения Наполеона II. Осторожная палата пэров, приняв уклончивую политику, получившую перевес в другой палате, попросту утвердила ее решение. В исполнительную комиссию она назначила Коленкура как человека, наиболее достойного представлять интересы Франции, не пренебрегая и интересами Наполеона, и Кинетта как старого члена Конвента и честного представителя Революции.

Долетев до Наполеона, эти новости не удивили и не огорчили его, ибо он не строил ни малейших иллюзий насчет участи сына и никогда не верил, что корона, упав с его могущественной главы, задержится на голове слабого ребенка, отсутствующего в стране и почти узника. После полудня депутация представителей явилась засвидетельствовать Наполеону почтение ассамблеи и выражение ее благодарности. Он принял депутатов стоя, с печальной торжественностью, и высказался с той высотой стиля, которая передает отрешенность от всех вещей. Наполеон заявил, что жертва, за которую его благодарят, принесена им ради Франции, но без надежды быть ей полезной и только для того, чтобы не оказаться в несогласии с представителями, ибо успешная борьба возможна лишь при условии единства. Он рекомендовал единство как главное средство спасения, а после него – активные приготовления к обороне, ибо, чтобы добиться мира, необходимо обладать средствами вести войну. «Время, которое вы потеряли на низвержение императорской власти, – сказал он, – вы могли с большей пользой употребить на подготовку средств сопротивления. Но еще не поздно, поспешите, ибо неприятель приближается и обманывает вас обещанием остановиться после моего удаления. Он хочет навязать вам Бурбонов и тех, кто придет вместе с ними. Я рекомендую вам моего сына, ибо отрекся ради него. Только крепко держась за этого ребенка, вы сможете избежать конфликта притязаний, присоедините армию и получите шанс спасти национальную независимость. Моя же роль, а возможно и жизнь, окончены. Где бы я ни был, я буду желать Франции добра, достоинства и благополучия. Я хотел бы послужить ей как солдат, коль скоро не могу более возглавлять ее, но вы сочли, что я должен отказаться от мысли быть ей полезным. Поэтому речь теперь не обо мне, а о моем сыне и Франции. Верьте мне, сохраняйте единство». Произнеся эти слова, Наполеон с достоинством приветствовал членов депутации и удалился, оставив их глубоко взволнованными.

Повторим, Наполеон не питал иллюзий. Однако старания уклониться от провозглашения Наполеона II казались ему нарушением слова в его отношении. Он резко объяснился по этому предмету с Реньо, упрекнув в невыполнении данного ему обещания, и посетовал, что тот мало над ним потрудился и плохо преуспел. Реньо не заслужил упреков, ибо искренне надеялся, что ценой отречения отца станет незамедлительное провозглашение сына. Он принес глубочайшие извинения и обязался всеми силами добиваться выполнения данного Наполеону слова на следующий же день. Наполеон также вызвал в Елисейский дворец государственных министров Дефермона и Буле де ла Мёрта, на преданность которых рассчитывал, и просил их повлиять на палату представителей, дабы добиться официального провозглашения Наполеона II. Они выказали готовность исполнить его просьбу, и Буле де ла Мёрт, будучи честным революционером и другом Сийеса, разделявшим его взгляды и питавшим в сердце лютую ненависть к Бурбонам, обещал не жалеть сил в новой попытке.