Франция и Испания сочли сделку приемлемой, осталось предложить ее самой Марии Луизе. Меттерних взялся сообщить ей новости. Он встретился с принцессой, говорил с ней от имени держав и ее отца и постарался описать все трудности дела. Но, к своему великому удивлению, он получил весьма дурной прием. Принцесса, обычно слабовольная, упорно защищала в герцогстве Пармском достояние сына и собственное наследство, оставшееся от мужа. Граф Нейперг, дававший ей ловкие советы, внушил Марии Луизе мысль обратиться к императору Александру и императору Францу и смутить обоих силой сопротивления и убедил ее, что она победит, действуя таким образом. Мария Луиза последовала совету, тронула отца, задела честь Александра, заметив, что ее слушают, ободрилась и, когда Меттерних пришел к ней, категорически отвергла его предложение. Она даже привела довод, который удивил австрийского министра и о котором было бы достойнее промолчать. Она сказала, что соседство Лукки с Эльбой ее скорее отталкивает, нежели привлекает, поскольку она решилась не воссоединяться с мужем. Очевидно предпочтя личное счастье славе, величию и даже собственному достоинству, она искала его уже в иных узах.
Пришлось объявить комиссии по итальянским делам, что предложенное устройство невозможно из-за несогласия Марии Луизы. Не знали, что делать, когда Меттерних вдруг попросил у Талейрана отсрочки в несколько дней, пообещав в скором времени доставить ему решение этой последней трудности. Поскольку намного более важное неаполитанское дело почти решилось, Талейран счел возможным подождать с решением пармского. И вот какое решение нашел Меттерних.
Лорд Каслри уезжал в Лондон и намеревался проехать через Париж. Он должен был встретиться с Людовиком XVIII и, поскольку имел на государя большое влияние, надеялся склонить его к задуманной комбинации, чего нельзя было ждать от Талейрана, который считал пармское дело династическим и вкладывал в его разрешение в пользу дома Бурбонов почти личную заинтересованность. Поскольку Лондонский и Венский кабинеты сблизились как никогда, лорд Каслри взялся оказать австрийскому двору услугу и попросить Людовика XVIII от имени императора Франца и во имя всех семейных жертв, которые уже пришлось понести этому монарху, оставить Парму Марии Луизе до окончания ее жизни. Королева Этрурии получит Лукку и содержание, а после смерти Марии Луизы герцогство Пармское вернется к ней или ее детям, а Лукка – в Тоскану.
Такое устройство, прямо предложенное Людовику XVIII первым государственным секретарем его величества от имени двух дворов, державших в руках решение неаполитанского дела, имело все шансы быть принятым.
Итак, конгресс завершил свои труды и государи намеревались удалиться, когда в первых числах марта внезапно прогремела новость, никого при всей ее неожиданности не удивившая, настолько сильным было ее предчувствие. Из депеши австрийского консула в Генуе стало известно, что Наполеон, сбежав с острова Эльба, высадился в заливе Жуан. Куда он направляется? Какова его цель? Все с ужасом задавались этими вопросами. Меттерних думал, что Наполеон идет на Париж, и это было самым естественным предположением. Талейран, еще пытавшийся строить иллюзии, думал, что Наполеон направляется в Италию. В течение нескольких дней метались между двумя предположениями, вероятными далеко не в равной степени, и чрезвычайное волнение владело всеми умами. Всеобщим чувством был страх, а после страха – гнев. Все обрушились на Александра, автора договора от 11 апреля, который предназначил Наполеону Эльбу. Он и сам совершенно чистосердечно винил себя и обещал исправить ошибки своего великодушия гигантскими усилиями против беглеца. Тотчас все отъезды были отменены, и государи договорились не расставаться до исхода ужасного кризиса.
Впрочем, все принятые решения остались в силе, и хотя их закрепление в Заключительном акте Венского конгресса пришлось отложить на несколько месяцев, они не утратили своей окончательности.
LVII
Остров Эльба