История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2

В последние дни, когда конгресс, удовлетворивший все материальные притязания, пожелал отдать дань и моральным принципам, были приняты превосходные правила о свободе навигации по большим рекам всего мира. Решили, что судоходство на всех реках станет свободным; что прибрежные жители, не принимая те или иные товары, не могут запрещать их провоз; что они могут взимать пошлину за тоннаж, независимо от вида и стоимости провозимых товаров, и обязаны поддерживать судоходство и содержать в хорошем состоянии буксировочные пути. Эти благородные принципы, продиктованные здравым смыслом и провозглашенные совершенно искренне, делают честь Венскому конгрессу и являются, вместе с нейтралитетом Швейцарии и осуждением рабства, единственной частью, занявшей прочное место в международном праве.

Итак, в Вене всё было окончено, не считая редакции договора и неаполитанского и пармского дел. Талейран смог добиться от лорда Каслри, которому помог в деле о работорговле, только обещания представить неаполитанский вопрос на рассмотрение кабинета прямо в день его приезда в Лондон. По вопросу же о том, оставить Наполеона на Эльбе или перевезти на Азорские острова, объяснений избегали, ибо решение этого вопроса соединяли с решением вопроса о Мюрате. Говорили, что в тот день, когда решится один, решится и другой, а теперь их решить невозможно. Вновь настояв на выплате Наполеону 2 миллионов, заявили Талейрану, что отказом от уплаты Франция выказывает мелочность и даже неосмотрительность, ибо обеспечивает Наполеону законный предлог считать себя свободным от обязательств в отношении Европы.

Все уже собирались разъехаться, а последние дела, интересовавшие Бурбонов, оставались нерешенными. Лорд Каслри должен был отбыть 15 февраля, а император Александр – 20-го, когда Мюрат, со своевременностью, свойственной большинству поступков его жизни, пришел на помощь тем, кто хотел его уничтожить, но не умел найти для этого предлог. Его представителем на конгрессе был герцог Кампокьяро, которого не допустили к заседаниям по той же причине, что и представителей Саксонии, Дании и Генуи. Герцог, довольно хорошо информированный, сообщил Мюрату об усилиях двух домов Бурбонов и о вероятности скандала из-за саксонского дела. Бедный Мюрат счел случай подходящим и задумал послать герцогу Кампокьяро ноту, в которой, изложив всё совершаемое против него в конгрессе, потребовал категорических объяснений. Он хотел знать, пребывает он с обоими домами Бурбонов в мире или в войне и уведомлял, что в случае, если ему придется обороняться, он пройдет через территории нескольких итальянских государств. Мюрат льстил себя надеждой, что нота, появившись в минуту разрыва между главными державами, обеспечит ему и возможность, и право действовать против тех, кто жаждет его трона. Так осуществился прогноз Меттерниха касательно того, что нужно лишь подождать, чтобы получить благовидный предлог для объявления себя свободными от всех обязательств в отношении этого несчастного.

Получив упомянутую ноту, герцог Кампокьяро счел ее несвоевременной, ибо саксонское дело и все дела, угрожавшие доброму согласию кабинетов, окончательно разрешились. Он отправился к Меттерниху, показал ему полученный документ, но просил считать его недействительным. Меттерних тем не менее уведомил о ноте Веллингтона и лорда Каслри, который, в свою очередь, сообщил о ней Талейрану. Тот, естественно, рассказал о ней всем.

Документ, адресованный людям, которые выискивали, что бы поставить Мюрату в вину, произвел такое впечатление, будто был сообщен официально. Меттерних договорился с Талейраном и Веллингтоном о том, что Австрия, избавленная теперь от забот по поводу Саксонии и Польши, соберет на По 150 тысяч человек и официально заявит, что эта мера нацелена на защиту ее территории и территорий принцев Австрийского дома, водворившихся в Италии. Это значило почти открыто объявить войну Мюрату и обеспечить лорду Каслри возможность отдернуть перед парламентом все завесы, которые еще скрывали это дело. Заботу нанести последний удар предоставили Франции. Талейран счел себя удовлетворенным.

В то же время покончили с пармским вопросом. По настоянию Франции и Испании комиссия по итальянским делам признала, что при повсеместной реставрации прежних государей трудно отказать в восстановлении Пармскому дому. Но мешал договор от 11 апреля, остававшийся под защитой Александра, и почтение к отцу Марии Луизы. Никто не знал, как выйти из затруднения. Меттерних задумал вернуть Парму королеве Этрурии, а Марии Луизе отдать Лукку, где она окажется ближе к морю и к острову Эльба, а также добавить содержание, которое Австрия будет выплачивать вместе с Францией. После смерти Марии Луизы Лукка вернется к Тоскане, а не отойдет к сыну Наполеона. Австрия же, передавая Парму в неавстрийские руки, сохранит за собой Пьяченцу ради моста через По.