История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 2

Отбыв из Вены 15 февраля 1815 года, лорд Каслри 26 февраля прибыл в Париж, где остановился ненадолго, ибо в Лондоне его с нетерпением ожидали коллеги, не решавшиеся в его отсутствие приступать к обсуждению актов конгресса. Он встретился с Людовиком XVIII и добился успеха в переговорах о том, чтобы оставить Парму Марии Луизе до конца жизни, а наследницу Пармы, королеву Этрурии, временно разместить в Лукке. Людовик XVIII согласился на предложенное устройство, дабы угодить Англии и заручиться ее содействием в деле неаполитанского короля. Впрочем, вооружение Мюрата наделало в Италии столько шуму, что облегчило дело английским послам, ибо нетрудно стало заявить, что неаполитанский король, выступая как нарушитель европейского спокойствия, не верен своим обязательствам и потому заслуживает низвержения с трона, на котором его терпели лишь временно. Австрия отправила в Италию еще 100 тысяч человек в подкрепление уже находившимся там 50 тысячам, а Людовик XVIII постановил собрать между Лионом и Греноблем 30 тысяч французов, дабы также содействовать запланированным против Мюрата операциям. Так готовились к уничтожению последнего обломка империи Наполеона.

Но судьба распорядилась иначе. Прежде Мюрата в еще отверстую бездну революций падут сами Бурбоны, чтобы затем вновь подняться и править уже дольше и, к сожалению, не столь безвинно. Добившись от палат всего, чего желали, к концу декабря, Бурбоны распустили их до 1 мая 1815 года. Избавившись от видимой помехи, монархия лишилась и наилучшей своей опоры, ибо несмелая, но благоразумная палата депутатов в точности выражала общественное мнение, которое находило действия Бурбонов неосторожными и порой даже оскорбительными, но желало их исправления и сохранения. Палата депутатов, с трибуны которой иной раз сурово порицали безрассудство эмигрантов, давала сатисфакцию общественному мнению и спасительное предупреждение правительству и оставалась своего рода посредником, содействовавшим тому, чтобы раздражение одной стороны не слишком усилилось, а ошибки другой не зашли слишком далеко. Отсутствие палат в подобную минуту было достойно бесконечного сожаления, ибо без регулирующей власти, способной сблизить и сдержать нацию и эмиграцию, им предстояло всё более отдаляться друг от друга.

Так, ошибки и последствия ошибок нарастали как снежный ком. Духовенство не прекращало проповедей против присвоения церковного имущества; миряне, бывшие собственники распроданных владений, неотступно преследовали новых владельцев, принуждая их вернуть имущество, купленное за бесценок. Статья хартии, гарантирующая нерушимость государственных продаж, должна была бы успокаивать сколь-нибудь грамотных приобретателей, но им твердили, что хартия – только временная уступка обстоятельствам, и они, живя в эпоху перемен, естественно, испытывали беспокойство. К тому же газеты роялистской партии вели самые тревожные речи, а когда им отвечали ссылками на основной закон, они возражали, что закон гарантирует продажи только в материальном смысле, никак не касаясь морального аспекта, и не делает бесчестное – честным.

Барон Луи, опасавшийся дурных последствий для кредита, убедил Людовика подписать ордонанс о выставлении на продажу части государственного имущества, включавшей довольно обширные лесные угодья, прежде принадлежавшие церкви. Как только ордонанс вышел, министр, не теряя времени, приступил к торгам, дабы ободрить приобретателей, ибо трудно было предположить, что правительство хочет отменить прежние продажи, если предпринимает новые. Весьма скромные стартовые цены привлекли спекулянтов, которые охотно шли на риск, получая право собственности почти за бесценок. Однако эта мера не вернула чувства безопасности весьма многочисленным в сельской местности собственникам, приобретшим имущество во времена Революции, и они продолжали жить в постоянной тревоге. А ведь страх беды действует на людей так же, как сама беда, а зачастую и сильнее.

Открытые выступления против Французской революции не прекратились. Новым поводом для них стала годовщина 21 января. Один набожный человек купил участок земли на улице Мадлен, где были захоронены останки Людовика XVI, Марии-Антуанетты и мадам Элизабет, и при приближении 21 января начал раскопки в поисках останков августейших жертв. Как ему показалось, он их отыскал. Правительство распорядилось провести траурную церемонию перенесения королевских останков в Сен-Дени, но, к несчастью, церемония сопровождалась всякого рода проклятиями в адрес Революции, на что люди, связанные с Революцией словом и делом, отвечали тысячью сомнений и насмешек над находкой. Роялисты, в свою очередь, бранились и повторяли, что если и простили бывших революционеров и милостиво не отправили их на эшафот, то на большее им притязать не позволительно, ибо нельзя задушить общественную совесть и помешать ей осудить их мерзкие преступления. Будто желая повторения прискорбных взаимных обвинений, правительство решило ежегодно проводить церемонию в искупление преступления, свершившегося 21 января 1793 года.