История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том I

Между тем Пруссия могла серьезно нарушить этот план, атаковав тылы Наполеона из Франконии или Богемии во время его марша на Вену. Обыкновенный генерал, получив известие о событиях в Берлине, тотчас остановился бы, отступил к Рейну, где мог не оглядываться назад, и стал ожидать на этой позиции, во главе своих объединенных сил, последствий Потсдамского соглашения. Но так он превратил бы вероятные опасности в действительные, дав время русским армиям Кутузова и Александра соединиться, эрцгерцогу Карлу – перейти из Ломбардии в Баварию и встретиться с русскими, а пруссакам – сделать ему неприемлемые предложения и вступить в войну. Через месяц он получил бы в качестве врагов 120 тысяч австрийцев, 100 тысяч русских, 150 тысяч пруссаков в Верхнем Пфальце или Баварии, и был бы разгромлен силами, вдвое превышающими его собственные. Упорствовать в своем решении как никогда, то есть идти вперед, оттеснить основные силы коалиции на другой конец Германии, выслушать в Вене жалобы Пруссии и предъявить ей свои победы в качестве ответа – таково было самое мудрое решение, хотя по виду и самое безрассудное. Добавим, что такие великие решения – для великих людей, они требуют не только высочайшего гения, но и абсолютной власти, ибо, чтобы уметь вовремя двигаться вперед и вовремя отступать, нужно быть центром всех движений, всех сведений, всех волеизъявлений, нужно быть генералом и главой Империи, нужно быть Наполеоном и императором.

Ответ Наполеона Пруссии соответствовал принятому им решению. Не извиняясь за нарушение территории Анспаха, он сослался на предыдущие соглашения, сказав, что, если они устарели, о том следовало предупредить;

что, впрочем, это только предлог, ибо, как он видит, в Берлине враги его одолели; что отныне ему не подобает вступать в дружеские объяснения с государем, для которого его дружба, как видно, ничего не стоит; что он предоставит времени и событиям ответить за него, но в деле чести будет несгибаем; что никогда его орлы не будут посрамлены: они находятся в одной из крепостей Ганновера, в Гамельне, и если их захотят оттуда изгнать, генерал Барбу будет защищать их до конца, и, прежде чем он падет, ему будет оказана помощь; что для Франции нет ничего нового и пугающего в том, что против нее ополчилась вся Европа; что он сам, если его позовут, скоро придет с берегов Дуная на берега Эльбы и заставит и новых, и старых врагов раскаяться в том, что они покусились на достоинство его империи.

Вот приказ, отданный генералу Барбу и доведенный до сведения прусского правительства.

«Генералу дивизии Барбу.

Аугсбург, 24 октября.

Не знаю, что готовится, но армия какой бы, пусть даже не объявлявшей мне войну, державы не захотела войти в Ганновер, вы должны ей помешать. Поскольку вы не располагаете достаточными силами для оказания сопротивления, запритесь в крепостях и не подпускайте к ним никого на пушечный выстрел. Я сумею прийти на помощь запертым в Гамельне войскам. Мои орлы никогда не терпели оскорблений. Надеюсь, солдаты под вашим командованием будут достойны своих товарищей и сумеют сохранить честь, прекраснейшее и ценнейшее достояние народов.

Вы можете сдать крепость только по моему приказу, доставленному вам одним из моих адъютантов.

Наполеон».

Наполеон переместился из Ульма в Аугсбург, а оттуда в Мюнхен, чтобы определить диспозицию для марша. Но прежде чем последовать за ним в просторную долину Дуная, где он будет преодолевать препятствия, выставленные против него зимой и неприятелем, следует ненадолго заглянуть в Ломбардию, где Массена было поручено удерживать австрийцев, пока Наполеон, выдвинувшись к Вене, не обойдет их позицию на Эче.